Ее друг
Шрифт:
Нет. Нет. Нет. Я больше так не могу.
Господи, мне не нравится новый мир, я его не заказывала. Я его не заслужила!
Хочу назад. К грубияну дядьке, бесхребетной тётке, к любимому другу и к мечтам о большой любви Арсения.
Хочу вернуться в первое января и всё переписать. Зачеркнуть. Нацепить на глаза самые розовые очки и наконец выдохнуть.
Ну, пожалуйста!
Глава 19
— Эту квартиру подарил мне дед на восемнадцатилетние, — отстранённо говорит Миша, когда мы поднимаемся на второй
Решетников держится холодно и сухо, но когда он открывает замок, я замечаю как сильно дрожат его пальцы. Наверное продрог, как и я. Только мёрзла я, в отличие от друга, не от январского мороза. Меня холодило Мишино отношение, да и мир в целом теплом не делился. Видно кто-то сверху решил засыпать мою жизнь ледяным дождём. Думают, что я и это выдержу. Ни фига! Я не выдерживаю, я вымерзаю без теплых слов и дружеских объятий.
— В квартире нет мебели, кроме надувного матраса и тумбы под раковину в кухне.
Я прохожу в открытую дверь и растерянно осматриваю пустынную жилплощадь, которую друг мне так безразлично презентует.
Белые стены, безликое эхо, бедность зимнего света из окон без занавесок...
Мы с квартирой подходили сейчас друг другу. Словно она была моим отражением, но только не живым… Хотя живой я могла себя сейчас назвать с большой натяжкой. Скорее я была полуживой — жила прошлым и увядала в настоящем.
— Душевая кабина рабочая. В кухне есть маленький холодильник — продукты привезу… И посуду тоже.
Стоя в дверях единственной комнаты, я следила за другом и в который раз не узнавала его. Миша или резко изменился, или был таким, а я не замечала?
Ну, нет. Он точно был другим.
— Вечером заеду в супермаркет и привезу тебе всё необходимое. Ты голодная?
— Нет, — слишком быстро отвечаю я, а сама в этот момент чувствую, что пустой желудок готов прирости к рёбрам.
— Тогда я поеду. Дел много.
Мне хочется попросить Мишу взять меня с собой в магазин. А потом он бы мог пригласить меня в нашу любимую пиццерию. Любимая пицца карбонара и сладкий кофейный коктейль с пенкой возможно и не сблизил бы нас вновь, но точно заставили бы друга вспомнить наши посиделки за пиццей…
Но Решетников не предложил мне поехать с ним, а я не решилась на просьбу. Рядом с ним я превратилась в неуверенную трусиху. Словно со мной был не мой Медведь, а Арсений.
— Миш.., — вырывается из сухих, склеенных молчанием губ и друг замирает на пороге. Он не оборачивается и не спрашивает о чём хочу спросить. Миша просто стоит в дверях. В немом ожидании.
— Спасибо, — единственное слово, которое наконец выталкивается из моего рта и Решетников резко разворачивается.
На мужском лице замирает горькая улыбка.
— За что благодарности, интересно знать?
— Ну-у… за всё, — обхватив себя руками, чтобы согреться, отвечаю я.
— Ааа, за всё значит. Ну пожалуйста, Маша. Я ведь всегда под рукой, словно старый истрепавшийся зонт. К такому зонту никакой привязанности уже нет, но жалко выбросить. Он хорошо от дождя помогает, чуть ли не прыгает тебе в сумку, когда непогода случается. А новый купишь… и не знаешь чего от него ожидать. Вдруг надолго не хватит или ещё хуже — после первого же раза не оправдает ожидания… Вымокнешь вся и
Миша в упор смотрит мне в глаза и я впервые вижу незнакомый блеск в его светлых глазах. Он смотрит по другому… Как?
— Ты не зонт, Миша, — только и могу выдавить я из себя.
Я растерялась и не понимала, как лучше ответить.
— Именно это мне стоит запомнить.
Натянув на голову капюшон, друг спешно покидает квартиру, а я ещё долго не могу оторвать взгляд от закрытой двери.
Глава 20
В раздумьях и размышлениях, я не замечаю как пролетает два часа. Прислонившись лбом к холодному стеклу, я вновь и вновь прокручиваю события прошедших дней. Уже без излишних самобичеваний, без особого анализа поступков окружающих людей, без слёз, рыданий… Я методично прыгаю с одного события на другое и пытаюсь понять, что мне делать дальше. Причём что-то делать придётся одной — на Мишу я теперь не рассчитываю. В друге что-то невозвратно изменилось и разбираться в этих переменах мне сейчас не хочется. Хочется покоя и много еды, как бы ужасно это не звучало. Голод притуплял эмоции и заставлял думать о пище насущной, а не духовной.
Ровно в час дня, я слышу звук открывающейся входной двери и отступаю от окна. Замерев посреди комнаты, я пытаюсь настроиться на новую встречу с Мишей. Но…Но в комнату входит не Решетников. По очереди в комнату проходят двое незнакомых мужчин с пакетами в руках. Один совсем молодой в рабочей одежде. Второй, который постарше, был одет в джинсы и тёмную куртку.
— День добрый, — отзывается тот, что постарше, — Миша передал пакеты. В них продукты, посуда, постельное…
— Здравствуйте… А вы кто? — стушевавшись бормочу я, глядя как мужчины составляют пакеты на пол.
— Мы работаем в доме Решетниковых. Миша попросил заехать в квартиру. Мы торопимся, поэтому помочь разобрать пакеты не сможем. На улице снегопад начинается, полгорода сковали пробки. Пока доберёмся...
Кивнув мне на прощание, мужчины быстро покидают квартиру.
Я не сразу, но подхожу к батарее пакетов и сразу же замечаю, что из одного торчит край французского багета. От одного вида выпечки меня начинает мутить — настолько я сейчас хочу есть.
Выдернув багет из пакета, я усаживаюсь прямо на пол и вгрызаюсь зубами в хрустящую корочку. Усыпая пол и ноги крошками, я уплетаю вкусную выпечку и прикрываю глаза от чистого кайфа. Останавливаюсь лишь тогда, когда давлюсь корочкой от багета. Закашлявшись, я вытираю слёзы, а сама уже смотрю на другие пакеты с продуктами. Мне стыдно жрать чужую еду, но я просто не могу удержаться.
— Сейчас съем что-нибудь ещё и больше не буду.., — уговаривала я себя, доставая из пакета контейнер с салатом Цезарь.
И снова я всё проспала. Насытившись салатом и остатками багета, я на пять минут укладываюсь на надувной матрас и… и забываюсь в мире снов.
Просыпаюсь от шуршания пакетов и тихого бурчания. Пытаясь выбраться из оков сна, я потягиваюсь, но тут же резко подскакиваю от звука падения… Я даже дышать перестаю от шока, но глаза всё же открываю.