Её личное безумие

angel.anastasia

Виктория... Она смогла не просто покорить. Она смогла заставить его отдать ей всю свою душу.

– Прекрасно, – пытается соврать Стайлс, не рассказывая о неприятных чувствах боли. Ведь он хочет выглядеть сильным. Довольным собой. – Я смог всё же всё это сделать. Ты ведь слышала, да? Грейсон сейчас в больнице. У неё достаточно тяжёлое состояние.

И Гарри даже не сдерживается, ярко улыбаясь при воспоминаниях о том бое. Всё ведь так было непредсказуемо. На какой-то момент он даже поверил, что вдруг сможет проиграть. Но ему повезло — этот момент был значительно не таким уж и долгим.

–

Да, я слышала, – на удивление, она говорит всё также строго. Лицо Виктории серьёзно, ни одного намёка на нужную Гарри радость. – Но ты не сделал то, чего я хотела, Стайлс.

Его наполняет шок. Болезненный, неприятный. В какой-то момент становится сложно даже сделать необходимый вздох и он просто тонет в этом безумно страшном ощущении. Глаза расширяются. Губы открываются шире, пытаясь хоть как-то захватить кислород.

Что это значит? Что... что она может иметь в виду?

– Министерство всю ночь принимало решение, – голос Виктории холоден. Слова звучат так, что от этого становится только больнее. – И они посчитали, что Лорен сдала свой экзамен, Гарри.

– Что? – он резко вскакивает со своего места. Выравнивается во всём росте и даже плюёт на ноющую боль в своих ногах. Это просто шок. Отказ воспринимать такое заявление, как настоящую правду. – Да как такое может быть? Это же чистой воды проигрыш! Она даже сознание потеряла!

Но лицо Виктории не проникается понимающими чувствами. Только какая-то безжалостность внутри неё. И то самое недовольство, которое Гарри уже начинает понимать. Ведь конечно... Если Лорен останется в этом здании, она не будет довольна его работой. А значит... Всё обещанное ей так и останется простыми словами.

– Это решение министерства, – повторяет девушка. Также строго. Также яростно. – И это не оспаривается, Гарри. Видимо, для них воля к победе оказалась значительнее самой победы. Так что... – небольшая пауза. Впервые за весь разговор она опускает свой взгляд. – Мне жаль, Гарри.

Ему тоже становится жаль. Жутко жаль.

Безумное сожаление застывает в его глазах и он даже не думает, когда подходит к Виктории ближе. Его руки дотрагиваются до её лица. Они оба наслаждаются этим приятным прикосновением и Гарри с большой надеждой смотрит девушке прямо в глаза. Он хочет, чтобы она принадлежала ему. И так должно было быть, если бы он, чёрт побери, выиграл этот тупой несправедливый бой.

– Я... я старался, Виктория, – он с трудом говорит. Почти дрожит от сильного страха. – Я сделал всё, что мог. И сделаю дальше. Пожалуйста, ты не можешь...

Она отстраняется. Хладнокровно смотрит на испуганное выражение его лица. Отходит назад, выдавливая свою печальную усмешку.

– Могу, – голос Виктории звучит уверенно. – Я запросто могу всё это закончить. Между нами ничего не будет, Гарри. Ты этого не заслужил.

И она уходит. Вот так просто — разворачивается и уходит на своих высоких каблуках.

Почему?

Гарри даже не может понять. Его просто схватывают судороги и он злится на весь мир с такой силой, что сжимает свои пальцы до всей возможности. Хруст рук усиливается. Кости опять начинают ломить от неприятной боли, а его сердце просто разрывается на куски от такой жуткой обиды.

Он не получил её. Он не смог

её добиться. Всё просто полетело к чертям.

Вечность почти проходит. Сначала врачи пускают отца Лорен и Роуз зайти к ней на недолгий период и Зейн не стал возражать, так как понимал, что этим людям важнее увидеться с близким для них человеком. Он терпеливо ждал. Считал секунды до своего личного посещения. Мечтал и представлял каждый миг этой скорой встречи.

Так можно было сойти с ума.

Ведь время может тянуться так медленно. Так неторопливо. Когда за одну минуту переворачивается всё твоё сознание. А за десять минут — весь твой внутренний мир. Переживание. Волнение. Зейн был уверен, что это его уничтожит. В этом почти не было никаких сомнений.

Но неожиданно из палаты девушки кто-то выходит. И даже не в силах поверить своим глазам, он просто с замиранием сердца застывает перед Уильямом Грейсоном. Этим жестоким человеком, из-за которого и произошёл весь такой жуткий кошмар.

– Ты можешь зайти, Зейн, – произносит мужчина. – Она хочет тебя увидеть.

И всё растворяется. Застывает. Так сильно, что он даже не сразу осознаёт только что услышанные слова. Поверить в такой счастье почти невозможно. Но он верит. Верит, потому что это становится уже слишком необходимым для его жизни. Он нуждается в этом чудесном мгновении. Малик даже не размышляет, когда принимает это решение. Он даже не думает. Просто с улыбкой благодарит мистера Грейсона, вдруг забывая и выкидывая из головы все плохие мысли об этом человеке, а затем уверенно проходит вовнутрь. Он увидит Лорен.

Он наконец-то ей всё объяснит.

Лорен едва лежит на мягкой постели. Она видит красивые белые стены, опрятную мебель, но и некую пустоту, от которой становится страшно.

Она почти умерла. Почти ушла из этой жестокой жизни и вернулась обратно к своей матери, но та... Та просто не захотела её принять. И почему? Почему Лорен не смогла остаться в том чудеснейшем мире? Где царило одно тепло. Где не было никакой жестокости.

Лорен устало вздыхает и смотрит вновь по сторонам, пытаясь переварить в голове прошедшие события. Этот жуткий бой, те моменты, когда ей казалось, что она проходит через самый настоящий ад. Она ведь так старалась, правда? Отдалась этой битве полностью, не щадя и не жалея своих собственных сил. Она хотела, чтобы всё закончилось удачно для неё самой. Она хотела, чтобы жизнь хоть раз в жизни смогла сделать ей приятный подарок.

Но все её старания были зря. Все её попытки добиться того, чтобы было нужно, не имели ни единого результата.

Она проиграла. Она не смогла победить.

От этой мысли в груди всё разрывалось. Слёзы невольно просились на глаза и девушке с трудом удавалось это контролировать. Нужно быть сильной. Нужно помнить о том, как важно не сдаваться именно сейчас.

Лорен успокаивается и облокачивается на подушку, расслабляясь всем телом. У неё было слабое головокружение и по словам врачей её давление оставалось пониженным, отчего ей даже было нежелательно подыматься на ноги в течение нескольких дней. Важно было соблюдать постельный режим. Но чёрт, как можно лежать в постели так долго? Как можно бездействовать, когда в душе царит столько яростных чувств?