Её (мой) ребенок

Рам Янка

Растеряно смотрю на них.

Кошка сидя в кресле наглаживает довольно развалившегося у неё на коленях к верху пузом Гаврюху.

— Крысёныш ты ласковый… — сжимает его крупный нос. Фыркнув, Гавр уворачивается, устраиваясь поудобнее.

Идиллия!

— Доброе утро… А Медведь где?

— В спортзале, — завернувшись в плед сидит Машенька. — А мы вот… кофе пьём.

— Аа… Медведь крутой. А я сегодня не очень, — сонно потягиваюсь, хрустнув позвонками.

— Ты тоже крутой! — карабкается по мне Аленка, встав на стул

с ногами. Отталкиваясь, подпрыгивает повыше, стул переворачивается! Подхватываю ее, чтобы не упала. Стул торцом бьёт по кости на ноге и потом окончательно падает на ступню.

Сдавленно матерюсь, терпеливо закрывая глаза.

— Папа, тебе больно? — оттягивает вверх моё веко Алёнка, заглядывая тревожно в глаза.

— Ты мне глаз сейчас выткнешь… — выдавливаю из себя я, зажмуриваясь покрепче.

Марьяна забирает ее с моих рук. Ставлю табуретку на место.

— Живой?

— Взбодрился… — морщась тру ноющую ногу.

Стаскиваю у Марьяны кофе. Делаю несколько глотков. Стянув с подоконника мой эластичный бинт, которым еще вчера было перемотано запястье, Алёнка, усевшись у меня в ногах, перематывает мне щиколотку.

Кручу запястье. Нормально. Боль больше не ощущается.

Славик — крыса — потерялся так, что несколько дней тишина. Уже все их квартиры и слитые адреса перекопали.

— Яна, ты бледная такая, — замечает Маша. — Съешь что-нибудь.

И правда — бледновата.

— Аппетита нет… Наверное, вчера что-то не то съела.

Допив кофе, Машенька сбегает к себе.

Забрав со стола парочку фломастеров Аленка разрисовывает бинт цветами. Терплю ее по волосам.

Кошка хмурится…

Заигрывая засовываю ей в декольте дольку яблока. Гавр тут же подскакивает, ныряя в ложбинку мордой. Кошка взвизгивает.

— Э, братан… — оттаскиваю его за шкирку оттуда. — Не борзей! Это моё!

— Брысь! — прогоняет его с коленей Кошка.

Вытаскивает дольку, отдаёт ему в лапки. И снова хмурится.

— Кис-кис-кис… — подмигиваю я, — Чего грустим?

Нервно вздыхает. И я тоже начинаю нервничать.

— Ян…

— Ты абьюзер, Айдаров!

— Почему это? — удивлённо взлетают мои брови.

— Потому что, когда ты боишься сообщить о своем решении своему мужчине, опасаясь его реакции на него, это первая стадия абьюза.

— Пф! Тогда тут надо еще разобраться, кто из нас больший абьюзер, Кошка. Давай уже… вещай про своего Лившица. Обещаю не ломать ему нос.

Встряхиваю только зажившей рукой, сжимая и разжимая пальцы.

— Аха! — прищуривается Кошка, замечая мой жест. — Значит, просто так выбил? Не хочешь мне рассказать?

— Кошкина, ну работа у меня такая. Иногда — силовая. Не могу же я ежедневно исповедоваться?

Не хочу я ей рассказывать. Испугается… И Лену попросил пока не говорить. Саида мы хорошо тряхнули. Он всех сдал. Всех взяли. Только Славик бегает. Доказательств реальных против него нет, кроме свидетельств подельников. Но все

равно же прижмем… Квартиру вскрыли. Вещи Марьяны и еще некоторые памятные оттуда вынесли. Опечатали.

— Ты давай, не отвлекайся… чего там с Лившицом?

— Мне нужно уехать сегодня. Проект перешёл в активную стадию. Нужно подключаться.

— М. К Лившицу, да?

— У нас рабочая встреча. Больше нет возможности отсиживаться дома.

— Где встреча?

— Мы договорились в кофе-хаус.

— Когда?

— Через час… Аленка у мамы побудет, если ты занят.

— Я занят, да. Принцесса моя, собирайся!

Пока Алёнка с пакетом игрушек ждёт нас на кресле в прихожей. Мы молча сталкиваясь друг с другом, торопясь, собираемся. Между нами напряжённо.

Красит губы перед зеркалом прихожей.

Быстро смываю пену для бритья. Протираю лицо лосьоном. Ментол привычно жжёт… Надеваю водолазку, часы… Кобуру!

— Ты на работу? — бросает взгляд на нее.

Прячу кобуру под пиджаком.

— Да.

— У тебя же выходной.

— Не от всех обязанностей.

Обуваемся.

— Я уже забыла, какой ты роскошный в костюме.

Когда расписывались, я был в костюме…

Застываю, глядя ей в глаза. Руки почему-то опускаются. И так пронзительно больно внутри.

Кошка дотягивается до моего колотящегося сердца. И медля… задумчиво… рисует на нём сердечко, следя взглядом за своим пальчиком. Это ее признание, да!

Закрывая глаза, падаю спиной на стену, уплывая от волны эйфории.

— И я тебя… — шепчу я.

— Мам! — дергает ее Аленка. — Я вся уже устала тут ждать!

Мы тут же выплываем оба в реал и снова ускоряемся.

— Ты меня подвезешь? Или мне такси вызвать?

— Не нужно такси. У тебя свой водитель.

На выходе сталкиваемся. С ее плеча падает сумка с ноутом. Ловлю… Возвращаю на место.

— Спасибо… — утыкается носом мне в ухо, глубоко вздыхает. — Да… — мурлыкает. — Нужно немножко унести с собой. Для вдохновения.

— Нет, проблем! Организуем… — чмокаю её в губы.

— Помада, Лев!

Вытираю свои испачканные губы. Облизываю их. Во рту привкус моей Кошечки…

— Ну, папа… я же устала! Целуетесь и целуетесь… Капуши!

Поднимаю ее на руки. Мы с двух сторон целуемся ее в щеки, чтобы не ворчала. Ведём Аленку за руки на этаж ниже. За домом пока присматривает патруль. Сдаю Алёнку на руки Ольге Павловне.

Разглядывает нас. Приобнимаю Марьяну за талию.

— Ой… — цокает она, пытливо прищуриваясь. — Красивые-то какие! — с язвительной ноткой. — На свидание что ли?

— Работать, мам, — коротко улыбается Марьяна.

— Мммм…

Открывая дверь машины, помогаю Марьяне сесть, не сводя глаз с ее роскошных ног, мелькающих в разрезе.

Везу её в кофе-хаус, готовясь морально к конфликту.

Ставлю тачку на стоянке. Подаю ей руку.

— До вечера, — ведет носом по моей щеке.