Ее первая любовь
Шрифт:
От цыпленка с овощами, которого Махиндар поставил перед Эллиотом, поднимался ароматный парок. Сверху слуга накрыл блюдо плоским куском хлеба в форме слезы – нааном. Рядом с тарелкой Махиндар поставил фаянсовое блюдце, которое было наполнено чем-то по виду напоминавшему растительное масло, которое пахло как масло – «гхи».
Джулиана взяла в руки вилку. Отделила маленький кусочек цыпленка, подозрительно оглядела его и чуть-чуть откусила.
Эллиот наблюдал, как изменится ее лицо, когда она почувствует вкус пряностей. В первый раз он отнесся к пенджабской еде с такой же настороженностью,
Спрятав улыбку, он подцепил на вилку кусок цыпленка в гарам-масала, засунул в рот, а потом оторвал немного хлеба и окунул его в гхи.
На дальнем конце стола Джулиана воскликнула:
– Какая прелесть, Махиндар! Что это?
– Мы называем это тикка, хозяйка. Готовится из цыпленка со специями.
– А это? – Она показала на фаянсовое блюдце.
– Это гхи. Масло выпаривают, а жир снимают сверху, как пенку. Вы можете намазать его на хлеб.
Джулиана откусила еще кусочек тикка.
– Потрясающе! – Она промокнула губы. – Очень необычный вкус. – Взяла в руки кубок с водой и сделала крупный глоток. – И очень остро. Эллиот, ты не говорил, что предпочитаешь их кухню, – сказала она, слегка задохнувшись.
Эллиот пожал плечами, засовывая в рот очередной кусок.
– Повар Роны позволял стряпать только шотландскую еду у себя на кухне, к большому неудовольствию Махиндара. Я пообещал ему, что здесь он будет готовить все, что его душе угодно.
– Ну что ж, – Джулиана наконец отдышалась, – я с удовольствием попробую все, что вы подали, Махиндар.
Судя по всему, она не очень убедила Махиндара.
– Может, хозяйка предпочитает хаггис [4] ? – По выражению его лица было понятно, что он скорее умрет, чем займется приготовлением этой штуки. Но Махиндар всегда был рад услужить.
– Нет-нет, – быстро сказала Джулиана, – вот это очень вкусно.
– Сахиб, когда владел плантацией, был очень добр к нам. Он позволил мне угощать его разными пенджабскими блюдами и никогда не настаивал, чтобы ему готовили отварную баранину с зеленым горошком. Он так добр, мой сахиб. Добр всегда и ко всем.
4
Хаггис – шотландское блюдо из бараньих потрохов, сердца, печени и легких, сваренных с приправами в бараньем желудке.
Джулиана заметила, что Эллиот поднял голову от блюда и нахмурился. Но потом снова отправил в рот кусок тикка и несколько кусков хлеба в придачу. Он явно не жаловался на аппетит.
Она поняла, почему Махиндар так подчеркивал доброту Эллиота. Доброта к Махиндару, к его семье, доброта к Прити…
– Спасибо, Махиндар, – сказала Джулиана. – Этого пока достаточно.
Индиец перевел взгляд с нее на Эллиота.
– Но на кухне еще так много всего. Я могу принести.
– Не надо. Сделайте перерыв и пообедайте вместе с семьей. Когда мы закончим или если нам что-нибудь потребуется, я позвоню… в смысле мистер Макбрайд кликнет Хэмиша.
Махиндар снова посмотрел на Эллиота, ожидая подтверждения. Тот поднял глаза
Джулиана поводила вилкой в красно-оранжевом соусе и попыталась решить, с какого боку подойти к вопросу.
Считалось, что леди могут столкнуться с ситуацией, когда их мужья заводят любовниц или даже приживают детей на стороне. В этом случае предполагалось, что жена не должна вмешиваться в амурные дела мужа и не имеет права обсуждать с ним эту тему, даже если незаконные дети жили и воспитывались у нее в доме.
Ее ситуация складывалась по-другому, возможно, потому, что любовница, о которой шла речь, давно умерла, их связь прекратилась задолго до того, как Эллиот вернулся домой, задолго до женитьбы. На самом деле из-за того, что женщина скончалась, Эллиот был, скорее, достоин жалости, а не осуждения. Однако леди должна смотреть на эти вещи сквозь пальцы. Она должна отвернуться и сделать вид, что ничего не замечает.
Но Джулиана была не из таких. Ей приходилось держать глаза широко открытыми, пока она росла рядом со своим добрым, но сухим и всегда таким респектабельным отцом и со своей, скорее, потакавшей своим желаниям, чем снисходительной, матерью.
– Моя мачеха, – начала Джулиана, но была вынуждена остановиться, чтобы прокашляться.
Эллиот поднял голову. Его черный сюртук и белая сорочка смотрелись элегантно, только лицо было загорелым от долгого пребывания на солнце, а руки – сбитыми и в ссадинах от работы.
Продолжая кашлять, Джулиана потянулась за кубком с водой.
– Надо сказать Махиндару, чтобы в следующий раз он не клал столько специй, – сказал Эллиот.
– Нет-нет, все прекрасно. – Она промокнула губы салфеткой. – Я уже говорила, что мачеха излишне прямой человек. Говорит что думает. Когда она приедет с визитом, ей захочется все узнать про Прити, всю ее историю. Что мне ей сказать?
Эллиот слегка удивился.
– Скажи все, что хочешь. Я ее не стыжусь.
– Да. Но, мой дорогой Эллиот, мне самой ничего не известно про нее.
Он нахмурился:
– Я ведь рассказывал тебе.
– Нет, – Джулиана затаила дыхание, – не рассказывал.
Его брови сошлись на переносице.
– Не рассказывал?
– Нет!
– Хм. – Эллиот взял графин с виски и отмерил себе в кубок внушительную порцию. Сделав огромный глоток, облизнул нижнюю губу. – Иногда я не могу вспомнить, что рассказывал, а что – нет.
– Понимаю. Тебе, наверное, больно говорить об этом.
Эллиот замер, кубок остановился на полпути ко рту.
– Не смей меня жалеть, Джулиана. Мне до смерти надоела жалость.
– Это не жалость. Это интерес. Мне страшно любопытно узнать ее историю.
Эллиот прикончил виски. Поставил кубок на стол, не выпуская его из руки.
– Нет в этой истории ничего веселого. Она не того сорта, что молодые женщины обсуждают за чаем в гостиных.
– Мы с тобой сидим в столовой. Я замужняя женщина. – Джулиана покраснела, вспомнив ощущение от тяжести его тела в темноте прошлой ночи, ощущение боли и наслаждения, когда он первый раз вошел в нее. – Замужняя во всех смыслах слова.