Ее святой
Шрифт:
— Я счастлива, мама. — Хотя, как только слова слетают с моих губ, я не уверена, что это правда.
Я надеюсь на свою работу, но я не счастлива. Вместо этого я испытываю стресс, идя на работу, зная, что глаза или руки доктора Барретта будут задерживаться на мне слишком долго. Я счастлива, когда провожу пятничные вечера с Мак, а Куки и Джинджер свернулись калачиком у нас на коленях, но я не могу отрицать, что чувствую, будто чего-то не хватает в моей жизни. Недостающий фрагмент для завершения головоломки. Конечно, когда мой вибратор умирает, я скучаю по мужчине
Но независимо от того, насколько хорошо Сейнт де Хаас очаровал мою мать, он последний мужчина, которому я должна открыться.
Куки выскальзывает из гостиной, настороженно поглядывая на мою маму, но готовая рискнуть быть замеченной незнакомцем ради своей еды. Как только мама видит ее, она воркует и наклоняется к ней.
— Куки!
— Мам, нет…
Куки уходит, а мама упирает руки в бедра и надувает губы.
— Я не знаю, почему она меня ненавидит. Животные обожают меня.
— Она просто недостаточно социализирована. Она не выходит из укрытия ни для кого, кроме меня и Мак.
Когда кто-то стучит в дверь, я скриплю зубами. У этого ублюдка действительно хватило наглости заявиться в мой дом после того, как он только что втянул мою мать в эту свою отвратительную игру.
Мама ахает и хлопает в ладоши, выбегая из комнаты к входной двери.
— Сейнт! Я так рада, что вы смогли прийти. Пожалуйста, входите.
Конечно, мама, приглашай нежеланного гостя в свой дом.
— Надеюсь, вы не возражаете. — Низкое вибрато Сейнта. — После того, как вы пригласили меня на ужин, я вернулся в продуктовый магазин за несколькими вкусностями. Я не мог прийти с пустыми руками.
Сейнт входит в кухню, как будто ему здесь самое место. Я так сильно сжимаю зубы, что боюсь, что у меня сломается челюсть.
Он светлеет, когда замечает меня.
— Рад тебя видеть, Браяр.
— Это мой дом, — ворчу я.
Он кладет коричневый бумажный пакет на стойку и достает высокую бутылку Мерло и упаковку шоколадного пирога.
Мой любимый. Конечно.
— Мерло? — спрашивает Сейнт, уже роясь в моем шкафу в поисках бокалов. Конечно, он точно знает, где они. Он, наверное, запомнил планировку всего моего дома. Сколько раз он был здесь?
— Я буду один бокал. Разве не мило со стороны Сейнта было принести вино и десерт? — Мама подсказывает.
Не могу поверить, что он втянул меня в это.
— Да, — выдавливаю я. — Так мило.
— Пойдем выпьем вина за столом, пока готовится еда, — предлагает мама.
Сейнт подмигивает мне, прежде чем выйти вслед за мамой из комнаты. Я сдерживаю стон. Это будет адский вечер.
— Сейнт, — говорит мама. — Ты сказал, что ты студент Браяр. Что тебе нравится писать?
Да, Сейнт. Что тебе нравится писать помимо скучных литературных подсказок доктора Барретта? Возможно, это будут эротические готические романы ужасов, написанные под псевдонимом «С.Т. Николсон»?
Он легко улыбается, занимая среднее место, так что я вынуждена сесть рядом с ним. Скоро мои зубы превратятся в пыль.
—
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Любовь. Его извращенная разновидность любви предполагает наблюдение за женщиной и преследование ее. Неоднократно пересекает ее границы, вламывается в ее дом и убивает любого мужчину, чей взгляд задерживается на ней слишком долго.
Маленькие лапки Куки шуршат по полу, направляясь к своей миске на кухне, теперь, когда мы освободили комнату. Но, к моему удивлению, она останавливается у кресла Сейнта и смотрит на него снизу вверх.
У меня отвисает челюсть, когда он похлопывает себя по коленям, и она вскакивает, кружит, пока не находит удобное местечко и не устраивается поудобнее.
— Какая маленькая сучка, — ахает мама.
Это вызывает смех у меня и Сейнта. Я все еще в шоке.
— Ей никто не нравится, — признаю я.
Он откидывает голову назад, ухмыляясь мне.
— Я не кто-нибудь.
Боже, я так сильно его ненавижу. Позже мне придется отругать Куки за такое предательство.
— Я сейчас вернусь, — обещает мама. — Пойду проверю, как там ужин.
Как только она исчезает из виду, я хватаю Сейнта за руку и шиплю:
— Ты думаешь, ты такой умный, да?
Его теплая улыбка не исчезает.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — мягко говорит он, почесывая любимое место Куки за ушами, пока она предательски мурлычет. — Но мне действительно нравятся твои руки на мне.
Я отпускаю его руку.
— Ты вызываешь у меня отвращение. Не связывайся с моей мамой. Если ты причинишь ей боль, клянусь…
Сейнт наклоняется ко мне, его смуглые черты лица становятся серьезными, а голос низким.
— Я бы никогда не причинил вреда твоей матери, Браяр. Я бы никогда не тронул и волоска на ее голове. Или тебя. Я не то чудовище, каким ты создала меня в своем воображении. Ты можешь думать, что я делаю это исключительно из эгоистичных соображений, но все, что я делаю, это для тебя. Все, что я делаю, — это хочу сделать твою жизнь лучше, сделать тебя счастливой. Уверяю, когда-нибудь ты это поймешь. Ты увидишь, что я живу для тебя, потому что без тебя я ничто.
Его слова ошеломляют меня, лишая дара речи.
— Никто не уйдет из этого дома голодным, — кричит мама, возвращаясь с кухни.
Я вскакиваю из-за стола и отхожу от Сэйнта, доставая брокколи из морозилки.
Мама одаривает нас понимающей улыбкой, и мне хочется закричать, что все не так, как кажется. Что последний человек, в которого она должна хотеть, чтобы ее дочь влюбилась, — это мужчина, который преследует ее.
Я стучу в дверь кабинета доктора Барретта, уже съежившись. Одно дело сидеть с ним в одном классе, когда он знает, что студент или другой преподаватель может войти в любой момент. Совсем другое — остаться с ним наедине в его кабинете с закрытой дверью.