Ее величество кошка
Шрифт:
Мы падаем.
Что ж, небо – это не для кошек.
Я предпочитаю выпрыгнуть из гондолы. Знаю, что успех моего приземления зависит от количества кувырков, четного или нечетного. Я немного планирую, потом начинаю считать: 1, 2…
Только бы вышло нечетное число!
20. Почему кошки всегда приземляются
При падении со значительной высоты кошки успевают за долю секунды инстинктивно раскинуть лапы как можно шире.
Так возникает широкая несущая поверхность, замедляющая скорость падения так, что она не превышает 100 километров в час, примерно как у летучих белок.
Падать правильно помогают ноги, а хвост помогает принять оптимальное положение. Внутреннее ухо сообщает во время падения о траектории снижения, что тоже способствует удачному приземлению. Вибриссы непрерывно информируют о расстоянии до земли.
Под конец изгибается позвоночник, чтобы таз оказался на одной линии с головой. Это называется инстинктом уравновешивания.
Перед самым контактом с землей кошки вытягивают лапы для гармоничного распределения удара между всеми четырьмя. Хвост направлен в противоположную сторону, служа противовесом.
Непосредственно при ударе лапы сгибаются для компенсации сотрясения.
Благодаря всему этому кошки избегают повреждений при падении с большой высоты, в отличие от других млекопитающих, у которых ломаются кости.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Том XII
21. В мире ветвей
…5.
Поза неудачная, но амортизатором служит листва дерева, на которое я падаю. Путаясь в оранжевых листьях, колочу по ним лапами, потом обретаю равновесие на толстой ветке – и встаю, избежав царапин, во всей красе своего достоинства.
Вот он, точный расчет!
Пифагор падает неуклюже, но тоже цепляется за гибкие ветви.
Стоит мне проследить его падение, как сверху на нас обрушивается пластмассовая ванна, служившая гондолой, затем моя служанка и оболочка монгольфьера, накрывающая нас троих.
Я спешу на голос Натали: при всем своем эгоизме я забочусь о том, чтобы служанка не утратила способности действовать.
Она сбрасывает с себя дырявую оболочку.
Волосы у нее всклокочены, на коже несколько ссадин, но, насколько я понимаю, почти
Натали ползет к земле по стволу дерева. Ванна переворачивается: в отличие от нас с Пифагором, легоньких и гибких четвероногих, Натали слишком тяжелая, вот и перевернула ванну.
Возясь в листве, я вижу вдруг два покрытых шерстью ушка на крысиной головке.
Правда, шерстка у существа не серая, а рыжая, почти красная, а еще у него пушистый хвост.
Белка!
Наверное, она никогда не видела кошку, во всяком случае, падающую с неба, и потому не пугается и не проявляет враждебности. Я по привычке пытаюсь обратиться к ней с добродушным безмолвным приветствием:
Здравствуй, белка. Как поживаешь? Мы – твои незваные гости. Очень рада знакомству.
Зверек не отвечает, кончик его мордочки мелко дрожит – не то он чего-то ищет, не то что-то нюхает. Мне бы потратить больше времени на контакт, но волнение, пережитое во время нашего полета, череда неприятностей: голубиной атаки, падение – все это лишило меня терпения. А вы меня знаете: в нетерпении я не склонна тянуть с решениями.
Поэтому я убиваю белку и без промедления съедаю.
Белка, знаете ли… Как вам это описать? Мышиный запашок, зато ореховое послевкусие. Ни следа крысиной горечи, понимаете? Словом, вкусно, особенно окорочка.
Пифагор все видит и торопится разделить со мной трапезу. К нам возвращается уверенность в себе: мы больше не жертвы обстоятельств, мы снова способны контролировать происходящее и даже получать от него удовольствие.
Полакомившись сочной белкой, я решаю выяснить, что происходит внизу, для чего ползу по ветке. За мной следует Пифагор, за Пифагором Натали, хотя она, ввиду своей человеческой сущности, менее, чем мы, хороша в лазанье, что немедленно приводит к нежелательным последствиям. Бедняжка копошится в листве, шлепается на землю и стонет от боли.
Встав, она бредет прочь, хромая и что-то бормоча на своем языке.
Знать бы, что такое «вотдерьмопровалисьоновсезараза». Полагаю, это то самое, что Пифагор называет выражениями для выплеска досады.
Конец ознакомительного фрагмента.