Ее величество
Шрифт:
– Ты о себе? – спросила Инна.
– Не тот случай.
– Собственнические замашки возникают от неуверенности в себе или они результат бескультурья?
– Тема для глубокого психологического исследования, – ответила Инна Ане.
– Ревность ведет к элементарной попытке контролировать свой «объект», – сказала Жанна.
– Эмма не устраивала надзора за Федькой, пока не было прецедента. А что, ей пускать их отношения на самотек, не бороться? – удивилась Аня.
– Это так гадко. И что это дало? Ожесточилась?
– Довольно скоро она поняла всю бесполезность
– Хорошо бы я выглядела в роли сыщика! – неожиданно развеселилась Инна.
– Иногда так трудно смотреть на неурядицы в семьях, что кажется, лучше бы этим женщинам просто получать от мужей алименты.
– В некоторых случаях – да, когда примитивные истины в устах этих женщин обретают не только житейское, но и библейское звучание, – усмехнулась Инна. – Лена, пойдем, выпьем по стаканчику минеральной? Она хорошо пойдет под тост: «За то, чтобы женщины хотели, а мужчины могли».
– Мужчины хотят, чтобы женщины принимали их со всеми недостатками, а способны ли они на этот же подвиг? Думаю, для Федора большим потрясением стала бы, допустим, Эммина измена. Как бы он отнесся к такому факту? – Конечно, это Инна декларировала.
– Взбесился бы, – предположила Аня.
– Воспользуется как предлогом для развода, – заявила, будто постановила, Жанна.
– О эта вечная теория мужской подлости: мне можно, ей нельзя. Неприемлемое, возмутительное, неоправданное поведение, – разгорячилась Аня. – Один из директоров у меня был такой. Его сын от неправильного свободного отцовского воспитания не раз попадал за решетку, мотал честно заработанные сроки. Жена не перечила мужу, угождала, а когда она заболела раком, он продолжал вести непутевую жизнь. Не жалел ее ни капли. Для меня дом – это место, где все друг друга любят и ждут. А он любил только себя и гордился этим. Сам утверждал, не таясь, не преследуя никакой цели, что он злой и жестокий. У меня глаза на лоб лезли от его слишком уж явного цинизма, а директор улыбался, довольный моей растерянностью. Педагог называется! Только после шестидесяти лет начал семьей интересоваться. Может, и Федор в этом возрасте обнаружит в себе любовь к семье?
– Обстоятельства могут меняться, но суть человека остается той же. Он тот, кто он есть, – не согласилась Жанна. – Федор изменится, лишь когда «упокоится с миром».
– Федька за измену, как минимум, спокойно и бесстрастно избивал бы до полусмерти. И тогда Эмма уж точно от него ушла бы, – предположила Инна.
– Но чувствовала бы себя виновницей всех бед своих детей. Нет, это не ее путь, – сказала Аня.
– Инна, вот ты говоришь, что бесстрастно. Разве у Федора в сердце не скреблась хотя бы малая жалость к жене? – не поверила Жанна.
– А медленно ежедневно морально без причины убивая, разве он ее жалеет? – на вопрос вопросом ответила Аня.
– Страсть и боязнь потерять часто приводят к трагедиям, – философски изрекла Инна. – А все несчастья опять-таки достаются женщинам и детям.
– Казнить и миловать в основном прерогатива мужчин?
– Чем меньше женщину мы любим…
– Тем больше измываемся над ней. Но
– И все же у меня нет достаточных оснований полагать, что любовь для мужчин менее значима, чем для женщин, – сказала Жанна.
– Кто спорит? Только формы этой любви и суть ее у нас с ними разные, – уточнила Инна.
– Не думаю. Просто иногда отдельные индивиды уродуют ее до не-узнаваемости.
– Включи в их число и некоторых женщин.
– Показательно, что в меньшей степени и не так угрожающе.
– …В жизни надо за что-то зацепиться и крепко держаться. И самое лучшее, если это настоящая любовь. Через ее щит ничто плохое не прорвется, – мечтательно сказала Аня. – Пусть даже безответная. Она все равно открывает глаза на существование счастливого мира.
– Ты находишь? – саркастически усмехнулась Инна.
– Я читала, что настоящая любовь способна отпустить любимого к другой женщине. Возможно, это высшая форма пронзительного чувства – великодушия. Я бы не смогла, хотя бы потому, что не сумела бы, как и Эмма, полюбить другого. Я салютую вечной прекрасной любви. (У Ани есть великая тайна!)
– Красивая фраза. Отпустить можно, если бесполезно удерживать, – горько-насмешливо среагировала Инна.
– Если можешь снова влюбиться, отпустить проще, – подтвердила Жанна слова Ани.
– Иначе это будет уже не любовь, а неотступное болезненное мысленное следование за объектом своей любви, – фыркнула Инна.
– Да, Федор изменял, но Эмма вытерпела это. И дети верили, что отец не променял их на ту, которая влезла к ним в семью, что они и их мама для него все же важнее, дороже той чужой женщины. Они хотя бы за это могли его уважать. Так говорили мне мои подопечные детдомовские дети, когда я поведала им грустные реалии жизни своей подруги, естественно, не называя имен, – сказала Аня.
«Аня знает уйму всяких поучительных историй. Похоже, она собирается кормить нас ими до скончания веков», – подумала Жанна.
– А мой знакомый говорил, что сын вырастет и поймет его, – сказала Инна.
– Он не знал о переживаниях сына? Догадывался, но успокаивал себя этой фразой? – спросила Аня. – Сын вырос и стал таким же непостоянным и непутевым?
– А вдруг тот сын перебесится и сам поймет, что ошибался. Не стоит закрывать ему путь к отступлению и исправлению, – взялась проповедовать Жанна.
– Сказки. Если, если… Путь, намеченный отцом для сына, легче. По нему он и будет идти до конца.
– Давайте говорить только о своих жизненных неудачах и без дальнейших обобщений, – попросила Лена.
– Как же я устаю от всего серьезного и заунывного! Мне тоже иногда хочется поступить глупо, неправильно, интересно и весело, чтобы как ребенок почувствовать радость, восторг, жажду жизни! – неожиданно взбрыкнула Инна.
– Как я завидую счастливым семьям! Когда люди любят, им, наверное, не приходится друг друга искусственно взбадривать, развлекать. Всё у них настоящее, чистосердечное, доброе, честное, – вздохнула Аня.