Ее величество
Шрифт:
– Это в арифметике все однозначно. Жизнь – не сумма четких постулатов, а миллионы неожиданных переплетений многозначных функций.
– Не знаю, не знаю… – пробурчала Аня. – Не усложняем ли мы ее сами своим неразумным поведением?
«Как старушки у подъездов», – мелькнула у Лены унылая мысль.
– Мне так жалко людей! Почему они портят друг другу жизнь? Что мешает им жить в любви? Их слабости? Они не знают, что такое счастье? Их учить этому надо? – направила Аня риторические вопросы в пространство.
– Несомненно надо учить. Отряжаю тебя в составе миссионерской
– Любовь держит семью вместе. Ты любишь всех, все любят тебя. Ты забываешь о себе и думаешь только о других. И остальные поступают так же. Получается крепкая неразрывная связь. Возникает гармония... И во всем мире хотелось бы того же самого, – довольно натянуто добавила Жанна.
– Милости просим в «город Солнца». Уже вернулась из поездки в сказку на грешную землю?
– Для сохранения души нужна постоянно действующая разрядка. Без душевной передышки жить невозможно. Это кончается болезнью. Очень важно иметь отдушину или хотя бы мелкие эгоистичные желания. Шопинг, например, за неимением лучшего. Надо непременно доставлять себе маленькие удовольствия и радости. В них заключена целебная сила расслабления, отвлечения и оптимизма. В этом и состоит мой секрет стабильно хорошего настроения. Рекомендую. – Голос Жанны прозвучал неуместно игриво и громко.
После этого замечания женщины долго лежали, не проронив ни слова. «Подсчитывают расходы», – с улыбкой подумала Лена.
«Жанне бы мои проблемы. Про что она тогда защебетала бы?» – зябко повела плечами Инна.
– …Любить и терпеть – истинно русское качество, – опять «возникла» Аня.
– На кого Эмма расточает сокровища своей души?! – возмутилась Инна. – Своим терпеньем мы развращаем мужчин. Федька отвратительно обращается с Эммой, а она, если разобраться, его еще и ублажает, порхая вокруг него. Даже глупец не уйдет от такой «жены-кормушки».
– Терпит ад и ублажает? До сих пор? Не думаю. Жирно ему будет, заразе, – сказала Аня.
– Без любви, по привычке. Он для нее до сих пор как старший и самый трудный ребенок, самая большая ее боль. А материнская любовь безразмерна, она может «растягиваться» и распространяться на большое количество детей. Ну не прогонит же она мужа из-за стола, где едят их дети? Какой-никакой, а все же отец. Говорят, человек способен терпеть ад в той мере, в какой любим, а получается, что в какой сам любит. Вот вам и открытие, – усмехнулась Инна.
– Не выдержал Федор экзамен на зрелось, – презрительно скривилась Аня. – Эмма жаловалась, что он, словно паук, опутывает и парализует ее, и она не может ему противиться. Сама поражается своей уступчивости.
– Собственная любовь опутала ее крепкой паутиной, а Федька воспользовался ею как ненасытный паук, – возразила Инна.
– Может быть, Эмма теперь уже простила Федора? Говорят: «Высший закон – любовь, высшая справедливость – прощение», – весомо сказала Жанна.
– Он же продолжает… Федьку она может и простит когда-нибудь, только себе этого никогда не простит, – усмехнулась Инна.
– Замысловато выражаешься, – задумчиво протянула Аня. – Хотя, конечно… Но он ей единственную жизнь исковеркал. Я бы не простила.
– Сначала вразумление, а потом прощение, – строго пояснила Жанна.
– Федьку
– Всевышний за терпение ей вторую жизнь все равно не подарит. Если только на том свете. Помните: «Не все кончается со смертью».
– Опять апеллируешь к Богу? – рассердилась Аня.
– У этой фразы другой смысл, не бытовой, а высоко духовный, – заметила Инна. – Жанна, а ты, наверное, сказала бы: «Значит, Всевышнему было угодно, чтобы Эмма получила это испытание, эту незаслуженную кару. В мучении и в несчастье человек обретает душу. Лишь через беду можно возвыситься до принятия своей судьбы, до удивительного просветления и всепрощения, и прийти к Богу». Только у Эммы душа и так была прекрасная, просто ангельская! Она-то знала, что надо смиряться с недостатками мужа, жить, опираясь на лучшее в нем, на его достоинства. Что же твой Бог бессердечного Федьку не поучил уму-разуму, а на святую женщину свалил все беды? И у Них там, в Божьем царстве то же самое правило: кто везет, на того и грузят? Я не пойму: Эмма оставлена Богом или ревностно Им любима? В чем отличие? Великолепное безумие… точнее, глупость. Тебе, Жанна, надо выскочить из пут предопределенности и веры в загробную жизнь. В человека надо верить. Пусть на земле творит добро и радуется жизни, а не ожидает счастья на том свете.
– Толстой не верил в самостояние человека, утверждал, что Бог ему для подпорки нужен, – сказала Аня.
– А Чехов любил людей и верил в них.
– Сочувствовал, – уточнила Инна мнение Жанны.
«У них сплошное умозрение. Знать бы заранее, что таится в сердце каждого человека», – вздохнула Лена, тяжело задумалась над чем-то своим и незаметно для себя задремала, положив голову на плечо Инны.
– …Надо было разубеждать, доказывать, – возразила Инна.
– Эмма объясняла мне, что Федор нервный, слабый духом, а она сильная и не может не заботиться, – сказала Аня.
– Не больной Федька, хитрый. Он лгал жене, бил на жалость, а она верила. У него к Эмме чисто потребительское отношение.
– Значит, виной всему слабость Эмминого нерешительного характера, способного только жертвовать собой, но не бороться, и ее честность?
– Он чувствовал себя рядом с ней сильным, уверенным. Он господин! Вот и наглел. И если она не изменится, впредь он станет еще больше сатанеть.
– Парадокс какой-то. Он слабый и командует? – не поняла Аня. – Проще говоря, она своей любовью, заботливостью и нежностью сама себе на шею петлю накинула? Вот я и задаюсь вопросом: сознание – это функция мозга или души?
– У Эммы – души, у Инны – мозга, – рассмеялась Жанна. – Слабые и хитрые женщины тоже очень даже неплохо ездят на мужчинах.
– Инна, объясни мне, пожалуйста, суть одного моего наблюдения, – попросила Аня. – Случалось мне бывать у моей подруги на работе. И там я видела странные сцены. Ее начальник ссорился в коридоре со своей любовницей, которой в ту пору было уже под сорок, а весь отдел – это в основном женщины, – бросив работу, активно участвовали в обсуждении спектакля. Сначала любовница в чем-то тихо обвиняла своего обожателя, потом накал страстей возрастал, крики достигали своего предела, и у женщины начиналась истерика. Примерно через час мужчине удавалось уговорить свою расстроенную пассию, посулив ей какие-то подарки.