Ее величество
Шрифт:
– Не смогла вовремя раз и навсегда отринуть Федьку, не ушла, а теперь локти кусает. Если бы оставила его, давно бы успокоилась и не рвала себе сердце. Люди, находясь в трудном положении, быстро изобретают для себя наиболее рациональный, удобный или хотя бы вполне приемлемый способ выживания.
При этих словах Аня зябко и нервно обхватила руками свои худенькие плечи и застыла в ожидании продолжения обмена мнениями. А в ее голове прокручивалась мысленная поддержка Эмме: «Не все на это способны. Когда любишь, доводы логики бессильны. Федор заслонил ей весь мир. Вот и сносила все. Такое иногда бывает».
– А что скажет наш главный эксперт-теоретик, апологет справедливости? – еле разомкнув губы, «уронила» насмешливую фразу Инна. И добавила более эмоционально:
– Мужчины! Бойтесь гнева терпеливой женщины! Это смерч, это тайфун!
– Это
– …Бесконечное однообразие семейной жизни – пеленки, плач детей в течение нескольких лет подряд – многих разрушает. И, конечно, первыми не выдерживают мужчины. Мне один знакомый рассказывал, что жена после родов выглядела непривлекательно, от нее все время пахло молоком, потому что его было в избытке, вот он и увлекся одной дамочкой. Та всегда была прибранная, ухоженная. Ну я, конечно, высказала ему свое грозное мнение! – долетел до слуха Лены тихий заунывный голос Ани. – А другой растеряно мямлил, что претензий к жене никаких не имел. Она очень хорошей была, ради моей карьеры бросила любимую работу, устроилась рядом с домом не по специальности. В семье всегда царили любовь, уют и покой. А почему разошелся, не знаю. Наверное кризис среднего возрасти. Уходя мы думаем только о себе. Собственно, вообще не думаем. А со второй, чтобы доказать серьезность намерений, я обвенчался. Но и это не удержало от развода. А теперь мне режет сердце, что ее новый муж стал для моего сына другом, а не я. Думал, больше никогда не женюсь. И вот в пятьдесят пять снова надел кандалы. Она на тридцать лет моложе, и у нас ребенок. Горжусь собой: я еще могу… я мужик! А удержу ли рядом?.. Почему я такой? Где начало той ниточки за которую должен был держаться, я так и не знаю. До сих пор не нашел.
«Сейчас опять набросятся на Федора, как голодные стервятники? С рвением инспекторов или судебных приставов будут копаются в причинах его поведения. Потом скажут: он полностью изобличен! Так ли его фигура однозначна? Хотя, если вспомнить судьбы Ирины, Лили, Гали, Риты, Эммы… До чего же похожи сценарии семейных неурядиц моих подруг! Вырисовываются очень четкие параллели. А нюансы зависят только от характеров действующих лиц. Пил, гулял, был лодырем, эгоистом. Ушла, терпит, выгнала, болеет. И что было этим женщинам бонусом?.. Кто-то очень умный грустно пошутил: «Земля – это огромный театр, в котором под различными названиями играется одна и та же трагедия».
Предпочитаю избегать подобных диспутов. Я склонна свободное время тратить более рационально. И от этого разговора я не ожидаю для себя ничего интересного. А Аня на удивление жадно ловит каждое слово Инны. Наверное, по какой-то личной причине рассуждения Инны больно цепляют ее или чужого живого опыта набирается, чтобы донести его своим подопечным? Чехов писал: «Умный любит учиться, дурак учить». Аня – молодчина-дивчина», – устало подумала Лена. И ее мысли стали разбегаться и рассеиваться как утренний туман под первыми лучами летнего солнца. – А Инна умеет хранить чужие тайны? Она как сейф с двойными стенками? Даже мне не рассказывала об Эмме. А я думала, она только ради меня надежно держит язык за зубами. Вот так живешь рядом с человеком, дружишь десятилетиями и не знаешь его редких достоинств», – внутренне улыбнулась Лена и «поплыла» в царство Морфея.
15
Инна шепчется с Жанной. В тиши ночи четко слышно каждое слово:
– «…Саднит душа, раненная отравленными шипами розы… Осталась я загнанная, одинокая, ущемленная, обиженная на весь мир, неспособная избавиться от своей беды… Только себя извожу», – плакалась у меня на плече Эмма.
«Вы так долго притирались, подгонялись… и вдруг такое: он ведущий, ты ведомая. Ты же умная! Как это могло случиться? Подловил на жалости, запряг, и ты в одночасье пропала?» – удивлялась я.
«…Какой болезненный удар в сердце: себя делил между ними и мной! Если бы не любила…» – опять слезами отвечала Эмма на мои вопросы-упреки, извиваясь на острие собственной боли.
А в глазах ее была такая смертная тоска! Мне хотелось проучить этого гада так, чтобы развились в нем органы чувств, с помощью которых человек распознает дурное и хорошее. И я, охваченная нестерпимой жалостью, советовала Эмме: «У тебя столько забот о настоящем, что некогда думать о будущем? Пойми, мир больше,
Правда теперь говорят, что «лучшие друзья девушек – брильянты», – вспомнилось мне. Но вслух я этого не сказала. Не тот момент, чтобы шутить.
А Эмма, не сдерживая досады, все о своем плакала:
«Это я до свадьбы была кошкой, гуляющей сама по себе».
«А после свадьбы Федька стал «бродячим» котом», – пыталась я перевести Эммины слезы в шутку или в злую решимость.
«Ну сказал бы, что эти женщины для него ничего не значат. Я готова поверить. Но он их превозносит, хотя подбирает всех, кто попадается на пути, без разбору. Он окончательно потерял в своих желаниях и многочисленных привязанностях понимание истинности чувств. И все это в нем от бесхарактерности. И даже то, что делает он мне гадости назло, как вредный ребенок. А я от всего этого испытываю к себе полное отвращение. И в чем мне искать спасение? Откуда его ждать?» – горько сознавалась Эмма и замирала в доверчивом ожидании сочувствия.
Что я на это могла изречь? «Пусть мужество не покидает нас, коль наш грозный Бог заломил за счастье женщины тройную цену»? Нет, я сердито отвечала, что Федька изначально был слишком жалок и мелок для большого чувства. Он, видите ли, застоялся в браке! Бьет копытом. Динамику взаимоотношений ему подавай с тремя детьми. А что он сам сделал, чтобы облегчить тебе жизнь? Ты ведь тоже работаешь. И тебе не меньше Федьки нужна яркая любовь и положительные эмоции. Знавала я подобных субчиков».
«А ты, можно подумать, сегодня идеально интеллигентна. Бездумно полощешь чужое белье как енот-полоскун. Язык чешется без сплетен, деревенеет без жареных фактов? Где же я слышала эту жесткую фразу: «онанирующее сознание»? Но ведь не агонизирующее, – подумала Лена и почему-то взглянула на Аню. Та лежала с обычным для нее тревожно-печальным лицом, отстраненная, погруженная в свои переживания. – Инна, рассказывая об Эмме, наверное, впервые так мощно выплеснула и свою собственную боль. Что ее всколыхнуло и подтолкнуло, что оказало решительное влияние? Может, опять заболела? Не дай Бог. Мягко говоря, сегодняшний диспут, с моей точки зрения, подруг не украшает... Но я, похоже, зануда, каких мало».
Инна заметила недовольное выражение лица Лены.
– Тебя шокируют Федькины зигзаги?
– Что тобой движет, когда ты так активно внедряешься в чужие секреты? – совсем тихо прошептала Лена.
– Обычно я виртуально, мысленно погружаюсь, но тут… ты же слышала, я «по просьбе трудящихся», – обиделась Инна. – Эмма замуровала себя в четырех стенах, заживо похоронила и в полном замешательстве переживает свои трудности в одиночку. Она не ищет выхода из беды, поэтому совсем сникла. Я помогала ей чем могла. А вчера она будто сломалась и раскрылась перед нами. Что доконало ее? Федька выкинул очередной финт? Может, ей помог расковаться мой недавний совет: выдохни свои несчастья и живи дальше?
Федька злоупотреблял и жестоко манипулировал Эмминой любовью, и это при том, что слишком нуждался в ней, чтобы уйти из семьи.
– Нуждался и не замечал? – не поняла Аня.
– Он тщательно маскировал эту потребность под личиной безразличия и наглости.
– Инна, не увлекайся описанием слез. Преподноси нам готовые мнения и выводы, – попросила Жанна.
– Эмме турнуть бы Федьку или хотя бы попугать, тогда всё и выяснилось бы. А она слишком озабочена проблемой сохранения семьи, что и укрепляет в муже уверенность в его безнаказанности.