Ее величество
Шрифт:
– Весь мой разговор с Алисой был выдержан примерно в том же тоне и стиле. Я могу смело утверждать, что передала её слова с большой степенью достоверности. Ну, может быть, только с излишней эмоциональностью. Ты же знаешь мой неугасающий темперамент. Да, трудная, и пока, слава богу, ещё незавершенная у Алисы судьба. Но при всем при том дочери прекрасную квартиру построила. И у внучки теперь есть своя крыша над головой и достойное будущее, если ничего в стране не случится...
– Какой смысл теперь Алисе вспоминать о прошлых обидах и проблемах? Сейчас для неё настало время всех прощать. Может, прорежется поразительный, почти религиозный талант всех любить, всем помогать? Да пребудет с нею успех! Это материя самого высокого порядка. А как ты думаешь? – заинтересованно
Инна с подозрением взглянула на неё и сказала:
– Разве постоянно прощая чужую подлость, мы не губим свои души? Твоя совесть не бьет в колокол? Подумай над этим. Как-то я похвалила Алису. «Что ты! – ответила она. – Какие там таланты? Я всего-навсего раба своего беспокойного характера. Да, я несгибаемая, я стоик, но только потому, что у меня не было другого выхода. Я вцеплялась руками и зубами, чтобы не упасть в пропасть».
– Скромничает. Мол, так выживали все культурные люди в некультурных обстоятельствах, – усмехнулась Жанна. – Откуда в ней такая жизнестойкость? Наверное, некоторые гены в нас спят и начинают просыпаться, только когда жизнь прижмёт.
– Ещё в самом начале своего самостоятельного пути Алиса весьма настоятельно приглашала меня к себе, – напомнила Инна. – Во время одного из периодов «грустной застойной задумчивости» я чуть было не согласилась, но потом пошла в НИИ к Елене. А сейчас тем более предпочитаю спокойные и надёжные методы добывания дополнительного приработка к пенсии. И пусть солнце тысячекратно не отражается в зеркалах моего жизненного пути, я им довольна. Не волнует меня всё затмевающая прелесть зелёных бумажек. О продлении лет своих на земле Всевышнего молю. Как проста жизнь, когда человек здоров!
Жанна удивлённо и недоверчиво посмотрела на Инну, но ничего не сказала. Она не знала о её проблемах со здоровьем.
Ирина и Борис
– Ирина! Я ею всегда восхищалась. Чемпионка страны, красавица, умница! А она, с присущей ей скромностью, свой успех объясняла только трудолюбием, о таланте не заикалась. Расскажите что-нибудь о ней. Сложилось у них с Борисом? Как она его любила! Ирина из тех нежных и тонких натур, для которых слова из песни: «И не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами…» в применении к себе были флагом, фетишем. А Борис, как мне тогда со стороны казалось, только снисходительно принимал её любовь. Не замечала я в нём уважения к ней, да и вообще к девушкам.
– Ты ожидала увидеть почтительное рыцарское восхищение и преклонение? – фыркнула Инна в ответ на Ленино откровение.
– Его, с моей точки зрения, отличало потребительское отношение к окружающим. Он на всех смотрел сверху вниз из-под полуприкрытых глаз. Избалован был высокопоставленными родителями, ни в чём не знал отказа. Самонадеянный, упрямый, заносчивый. Может, конечно, я и ошибалась. У меня тогда были провинциальные, слишком стерильные взгляды на жизнь, – улыбнулась Лена.
Инна с готовностью придвинулась к подруге и начала свой грустный, насыщенный сочувствием монолог.
– Помнишь, что Лариска учудила в колхозе, куда нас загнали на уборку картошки? Борька как-то не очень уважительно в присутствии нас высказался о девушках, а она мгновенно вспыхнула как спичка: «Ирина! Борис по сравнению с тобой, ноль, ничтожество! И почему мы влюбляемся в недостойных? Один приглянулся – оказался подлым. Красавчик! Так в том не его заслуга, матери. Второй вроде неплохой был парень. И вдруг один случай опустил его в моих глазах ниже некуда. Мелкий, примитивный. Фу! Сейчас ещё один за мной увязывается. Так он ни себе, ни людям… Никак не отошью, не отлипает. Ничего в нём интересного, замечательного. Ему бы только крыльями хлопать, да, задрав голову, орать «кукареку», созывая легковерных клуш. А несёт себя выше некуда! Неужели так и не встречу достойного, родственную душу?» Она резко развернулась и ушла, оставив в онемении и смущении оторопевших слушателей. Грубо, с обидой сказала, но правильно. Интересно будет завтра узнать, повезло ли ей в жизни?
Ну, так вот, об Ирине. Вы обе оказались правы. Семь лет она с Борькой мучилась, жила под аккомпанемент его нытья и ругани. Каждый день проходила урок терпения и самообладания.
В представлении Ирины любить – значит, всё отдавать и ничего не просить взамен. При этом душа не разоряется, а укрепляется, и человек открывает в себе глубину, чувствует силу, поднимающую его над повседневностью. Она считала, что гармония семьи состоит не в том, чтобы все её члены думали и делали одинаково, а чтобы в искренне расточаемой ими любви и радости все были приятны и полезны друг другу. И тогда они проникают в таинство, при котором из двоих любящих сердец получается одно целое. Надо только стремиться удерживать и продлять эти чудные мгновения жизни. Идеалисткой была. Любовь – это прежде всего зависимость. Мы всегда боимся за тех, кого любим. И солировать в семье нельзя. Ирине хотелось делиться с мужем своими проблемами, заботами, но он не интересовался ими, хотя она нимало сил прилагала для их сближения. И она, не умея сократить дистанцию между ними, от обиды впадала в вязкое опустошающее забытье. Борис относился к Ирине и её взглядам на жизнь свысока, презрительно-снисходительно. Она слова доброго от него не слышала. Его передёргивало всякий раз, когда она, прильнув к нему, с сожалением заговаривала об их внутренней разъединённости. Считал разлад в их семье следствием её нежизненного простодушия. Ему в голову не приходили высокие материи. Он был слишком циничным. Ирина уже догадывалась, что она в любви отдаёт всю себя, а Борис – лишь небольшую часть. «В семье оба должны быть дороги друг другу и идти путём гармонии, а они идут кто как умеет», – горько констатировала она.
Борис был по-своему интересным человеком, много читал, мог увлечь приятным разговором. Иначе Ирина не полюбила бы его. Только, видно, внешняя культурность, не затрагивающая душу, не равнозначна духовной. Борис вёл себя с женой примитивно-нагло, вызывающе. Утверждал, что каждый муж мечтает уйти в разнос, что не поддавалось её пониманию. Уже перед самым разводом Ирина говорила ему: «Ты живёшь как дикарь. В любви и заботе надо проявлять эмоции, а в ссорах – сдержанность. Учись находить мягкие формы для выражения своих пусть даже очень неприятных чувств. Был бы ты больной на голову, тебя надо было бы пожалеть и простить, но ты нормальный, так зачем же мне спускать тебе невоздержанность и просто элементарное хамство? Твоё странное поведение – имитация силы слабым человеком, целенаправленное желание неуверенного или завистливого мужчины обидеть любящую его женщину. Может, тебе кое-что пересмотреть в твоём отношении ко мне и сыну? За семь лет я ни разу не повысила голос, не позволила себе ни одного непорядочного поступка. Для меня между нами не мог встать какой-нибудь мужчина, сама мысль об измене не укладывалась в моей голове. Я не могла отъединить себя от тебя. Понимаю, трудно изживать плохие привычки, но попробуй, я помогу. Ты находишь, что я не права? Ты не устаёшь от самого себя?»
А Борис, переполненный чувством собственного превосходства, в ответ отчеканивал то брезгливо, то враждебно какую-нибудь унижающую жену пошлость. У него была манера выражаться твёрдо и категорично в любых ситуациях в независимости от того, прав он или нет. Собственно, он всегда считал себя правым и не принимал возражений. Ты же, Лена, знаешь, такие мужчины вместо того, чтобы согласиться с очевидным, кричат: «Это ваша женская логика! Раскудахталась. Тебе бы только воду мутить!» А всё почему? Лень вникнуть в суть вопроса, терпеливо разобраться. А ещё из страха быть побеждёнными в споре. И вот за эту лень, за трусость и нежелание понять нас по законам формальной логики мы ещё должны делать им послабление?» – фыркнула Инна.