Ее величество
Шрифт:
– А потом, дома, небось, ревела, – не спросила, утвердительно сказала Аня.
– …А Федька, не будь дураком, с небывалым рвением, не больно-то с Эммой церемонясь, как с цепи сорвавшись, раздаривал свое внимание направо и налево. Торопился познать запретную нежность и вулканическую страсть разведенок и обиженных невниманием мужей престарелых и перезрелых матрон. Конфузов и позорных случаев не запоминал. Признать удар по самолюбию? Никогда! Одни победы и самомнения в голове! Аня, вспомни Любу, Алису, Татьяну, Веру…
«Это уже сплетни в чистом виде», – внутренне передернуло от брезгливости Лену. Она жестко сжала
– Пристегни сюда еще стерв Анастасию и Наталью… и дальше по списку… – неожиданно цинично и презрительно включилась в перечисление и подсчет любовниц Федора Аня. Видно, «завела и раскрутила» ее Инна. – По мне так они все подлые дряни. Такого добра у него через край. Да-а, широк диапазон его предпочтений… Никогда не понимала предпочтений в его выборе. Искать логику в поведении Федора бессмысленно.
– Бесполезно, – поправила себя Аня и, смущенно замявшись, добавила:
– Похоже, хождение «налево» – заболевание хроническое. И свою вину Федор ощущал не более чем кратковременный импульс раздражения.
– Что тут возразишь… Приписывал победы своей мужской неотразимости, – давясь от едва сдерживаемого смеха, сказала Инна. – Создал себе гадкую историю и гордо живет под ее флагом. Самец, черт его побери!
– И как ему тестостерона хватает?
– Тоже мне светило в интимной области! Я кое о чем наслышана... Тот еще любовничек! И что кажется мне совершенно невероятным – верит в свои возможности! И после неудач снова пускается в очередную авантюру.
Лена демонстративно накрыла голову подушкой.
– Бросать такие обвинения?.. – осторожно заметила Жанна.
– Из первых рук получала информацию. Мол, пробуксовывает, не тянет… и вообще…
– Ты больше слушай.
– Так не одна же и не раз.
– Так ведь уже возраст… Жаль, что ты с ним сама не пересекалась, – съязвила Жанна.
– Может, это больше по твоей части? – не уступила ей в грубости Инна.
Жанна, конечно же, игнорировала обвинение. Иначе оно грозило бы ей спором, который она боялась не выиграть.
– А Федьке-то что переживать: свое получил и ладно, к тому же «сыт, пьян и нос в табаке». И в советах как жить не нуждается. А что женщина недовольна… так это ее проблемы. У нас на деревне говорят: живет припеваючи, как кум королю, брат визирю. Неужели у этих женщин при встрече с ним вспыхивала давно уснувшая страсть? Они воображали, что он рожден нести им радость? Но ни яркой праздности, ни тихой добродетели не находили. Так, если только после бутылки… От тоски… – скривилась Инна.
– Какое бесстыдство! – с горячностью возмутилась Аня и от нахлынувшей гадливости сморщилась, одновременно вздрогнув всем своим сухоньким телом. – Есть вещи, на которые я никогда не смогла бы пойти… Бесчувственная дрянь! Пришел, распробовал, ушел. А эти женщины верят, на что-то надеются, планы строят. Ничья боль его не волнует. «Мне сейчас хорошо, и баста». А что потом? К другой с распростертыми объятьями за пикантным сюжетом? Мне этих обманутых женщин тоже жалко. Что им остается? «Боль поражений и обид» и черный стыд? Он же и их с грязью смешивал. А Эмму еще больше жалко.
– Положим, не тебе о ней судить, – неожиданно грубо огрызнулась Инна. (Не простила тихоне своей откровенности или ее чувствительного укола?)
– Эмме во сто крат хуже. Ей приходится думать, как в себе сохранить человеческое в нечеловеческих условиях своей семьи, – более спокойно закончила свою мысль Аня.
– Муки совести Федьке не знакомы. Эмма одна
«Или кто. На твою беду учительница ему попалась талантливая. Мне кажется, именно у неуверенных людей возникают всякие отклонения, стремление утвердиться разными гадкими и подлыми способами», – сказала я. Но Эмма не вникла в мою подсказку.
– …Что есть Федор в семье, что нет его – одно и то же! – зло, как разъяренная кошка, фыркнула Жанна.
– Нет, в пролете Эмма. Смысла нет укладывать Федора в брачное прокрустово ложе. Оно ему мало. Он и сам утверждал, что не сторонник принуждения и самоконтроля за своими чувствами. Гнать таких мужей надо из семьи не задумываясь, – подвела черту под своими рассуждениями Инна.
«Если продолжат в том же духе, я не выдержу и возникну с критикой», – огорченно подумала Лена.
– Пока жених, мужчина – сокол, а как муж – так или глупый воробей, или злобный ястреб, – сказала Аня.
– Или орел, – дополнила Жанна.
– Нет. Орел – символ мощи и совершенства, – вздохнула Аня. – Орел – мечта…
– Возрадуйся, отроковица! Грех унывать и печалиться, – рассмеялась Инна.
– …Федор, помимо всего прочего, считал, что жена ограничивает его свободу и потому только заслуживает наказания.
– Самое то! – поддержала Аню Жанна. – Хочешь быть свободным – уходи, а если остаешься, будь достоин любви и доверия. Какой-то знаменитый американский режиссер сказал, что отец, не обремененный проблемами семьи и не занимающийся воспитанием своих детей, никогда не станет настоящим мужчиной.
– Вряд ли он был услышан мужчинами, подобными Федьке. Им такие постулаты не воспринять. Фразами великих людей их не проймешь. У них другое понимание сути мужчины. Такого рода понятия с юных лет родители в головки детей закладывают своим примером, – сказала Инна.
– Как ни крути, счастье детей зависит не от наличия семьи, а от ее качества. Может, хоть иногда все-таки заходилось сердце Федора от гордости за успехи детей? – с надеждой спросила Жанна.
– Глух ко всему, что не касалось его лично. Все события в семье проходили сквозь него, как свет сквозь чистое стекло. А Эмма без пафоса занималась детьми – просто ответственно выполняла свое дело, – ответила Аня.
– Может, Федор хотел видеть свою квартиру красивой?
– И это его не трогало. Жадничал. Нищее детство тому виной?