Её вина
Шрифт:
– Вот лучше б он на Ренату своё время тратил, а не на дуру Самойлову! – ни с того, ни с сего выдаёт отец.
– Завтра поеду к ней. Не могу уже тут находится, – красочно изображаю рвотный рефлекс.
– Не вздумай! Куда собралась?!
– Пап, – отлипаю от него и хмурю брови. – Повторную хирургическую обработку провели. Антибиотики прокололи, первичные швы наложили. Всё в норме, на черта мне тут лежать?
Демонстрирую широкую улыбку. Плечо по-прежнему болит, но знать ему об этом вовсе
Ничего, заживёт.
– Я к Игнату домой поеду на выходные. Он меня завтра заберёт.
Применяю так сказать тяжёлую артиллерию. Ахметову отец доверяет меня безоговорочно. Надо этим воспользоваться. Свинтить отсюда как можно скорее – моё единственное желание.
Глава 48 Арина
Утро сегодня унылое, пасмурное и серое. Под стать моему настроению. Сижу на заднем сиденье такси бизнес-класса и наблюдаю за каплями дождя, ручейками стекающими по стеклу.
– Приехали, – вырывает меня из тяжких раздумий голос водителя.
Он открывает мне дверь, и я выбираюсь на улицу. А тут между прочим, льёт как из ведра.
Отказываюсь от предложенного водителем зонтика и торопливо переставляю ноги. Белоснежные кеды моментально тонут в лужах, но я, не обращая на это никакого внимания, иду в сторону частной клиники. Уже вижу отсюда Захара. Стоит около своего мотоцикла, ждёт меня.
– Привет, Ариш, – аккуратно заключает меня в свои объятия. – Ты как?
Только сейчас понимаю, почему Громова так бесит этот вопрос. Реально раздражает, когда его без конца тебе задают.
– Нормально. Задолбалась уже лежать на больничной койке. Идём? – киваю в сторону входа. – Ты весь мокрый уже. Как чувствуешь себя кстати?
Теперь моя очередь интересоваться его здоровьем. Да мы с ним прям пара года – два инвалида-урода.
– Мигрень доконала, – признаётся он.
– Ну а какого чёрта ты на мотоцикле? Совсем рехнулся?
– Да плевать, тут совсем рядом… – неопределённо ведёт плечом.
Дело в том, что во время драки с тем головорезом Захар получил довольно серьёзные травмы. Спасибо, что хоть шальные пули его не задели. Пистолет во время борьбы выстрелил несколько раз, но к счастью, моему другу удалось избежать ранений. За что я очень благодарна его ангелу-хранителю.
Заходим в фойе, надеваем бахилы и голубые халаты, а после короткой беседы с девушкой на ресепшн, поднимаемся на третий этаж. По мере приближения к нужной палате на сердце становится всё тяжелее и тяжелее.
– Дозвонилась до Евгении Константиновны?
– К счастью, да. Родители Ренаты уже в самолёте, – говорю я тихо.
– Подожди пока здесь, Ариш. Сейчас найду врача.
Присаживаюсь и потираю друг о друга
– Арин, это Коробов Константин Львович. Лечащий врач Ренаты.
– Приятно познакомиться.
– Только давайте договоримся – недолго. Так-то мне вообще нельзя вас туда пускать, – прижимая к груди синюю папку, парень поправляет здоровенные очки на носу. – Идёмте.
Торопливыми шагами ступаю вслед за мужчинами, но, когда распахивается дверь в палату, нетерпеливо обхожу их по правую сторону и подхожу к кровати.
Рената…
Она подключена к аппарату. Трубки...
Лежит с закрытыми глазами. Такая бледная и слабая на вид, что рыдать от боли хочется.
– Ну, что имеем, Захару я уже говорил, – обращается ко мне врач. – Внешняя интоксикация нервной системы. Передозировка сильнодействующего снотворного. Угнетение мозга наступило вследствие непосредственного воздействия препарата на метаболизм нервных клеток.
– Боже… – подхожу ещё ближе и не могу сдержать слёзы. Так сильно мне её жалко.
– Гипотермия, низкое давление, зрачки на свет реагируют вяло. Сознание отсутствует, чувствительность снижена. Неврологическая симптоматика лабильна, нестойка.
– И что всё это значит? – вытираю солёную влагу с щёк и оседаю на близстоящий стул.
– Мы делаем всё возможное, – монотонно поясняет врач. – Проведены все лечебные мероприятия, направленные на выведение токсических препаратов из организма. На данный момент осуществляется медикаментозная терапия.
– Она… она сможет…
Не могу произнести ни слова. Да что там произнести, я даже думать об этом не могу.
– Нам остаётся только наблюдать и ждать. Пока мне больше сказать вам нечего.
Троицкий стоит по другую сторону больничной кровати и на нём просто лица нет. Смотрит на Ренату с таким выражением в глазах, что не передать…
– У вас есть пять минут, молодые люди, после чего прошу покинуть палату.
Врач оставляет нас, а сам уходит.
– Вообще ни в какую деньги не хотел брать, – рассказывает Захар, когда за врачом закрывается дверь.
– Рената, пожалуйста, вернись, милая… – шепчу я, тихо рыдая. – Будь он проклят. Это сколько надо было уколоть!
Бедная девчонка. Пострадала из-за нашего легкомыслия и тупости. Одно радует: гнить ему теперь в тюрьме долго.
– Она же выкарабкается, да? – с надеждой смотрю на Захара, но тот даже не поднимает головы.
Так хочется услышать сейчас какие-то слова поддержки! Но он в ответ ничего не произносит. Протягивает ладонь, касается её пальцев и осторожно сжимает их своими.