Её вина

Джолос Анна

Какой кошмар!

– Взрыва? – переспрашиваю растерянно, думая, что мне показалось.

– По предварительным данным, да.

– Но я не понимаю…

– Пока ничего конкретнее сказать не могу. Сами понимаете, идёт следствие. Мы позвонили вам первой, сразу после того, как пробили номер авто.

Складываю трясущиеся ладони в замок.

– Вы как? В порядке?

Нет.

Но вслух я озвучиваю не это.

– Да.

–

Скажите, Арин, а эти часы вам случаем не знакомы? – кладёт передо мной фотоснимок, на котором видна часть обгоревшей мужской руки. – Часы очень дорогие и необычные. Мне кажется, такие встретишь довольно нечасто.

Неотрывно смотрю на ролексы.

– Господи…

«Часы – показатель статуса и достатка. Как тебе, Ариш? Спецзаказ. Таких больше ни у кого нет…»

– Вы знаете, кому они принадлежат?

Сглатываю и киваю. Конечно знаю.

– И кому же? – мужчина забирает фотографию, и это выводит меня из оцепенения, насмерть сковавшего тело.

– Эти часы… принадлежат моему бывшему жениху, – одними губами шепчу я. – Игнату Ахметову.

– Что ж… Тогда примите мои глубочайшие соболезнования, – виновато произносит Звягинцев.

– Он что… мёртв? – всё же решаюсь спросить я, поднимая глаза.

– К сожалению, да. Мёртв. Там… без вариантов было.

Поверить в это не могу. Смотрю на опера и в шоке распахиваю рот.

– Может, врача позвать? Вы очень бледная, – мужчина обеспокоенно вглядывается в моё лицо.

– Нет-нет, не надо – хрипло отзываюсь я, ощущая, как меня трясёт. – Я просто… Мы ведь разговаривали с Игнатом несколько часов назад и теперь…

– Так бывает, увы, – он разводит руками. – А о чём говорили?

– О нашей свадьбе, – глядя в одну точку, отвечаю я. – Простите, я закурю.

– Не думаю, что здесь можно, – возражает он, но я уже щёлкаю зажигалкой и открываю дешёвое пластиковое окно, запуская внутрь немного свежего воздуха.

– А с отцом вы когда общались крайний раз?

– Тоже недавно, – выдыхаю дым и зажмуриваюсь, вспоминая наш диалог.

– Какие планы у него были на сегодня? Есть предположения, почему ваш жених и отец оказались в одной машине? – ненавязчиво продолжает свой допрос следак.

– Игнат… заместитель моего отца.

Не могу говорить о нём в прошедшем времени. Не могу. Это так… странно.

– То есть ваш отец и жених работали вместе, я правильно понимаю?

– Да.

У меня в голове такой хоровод мыслей, что дурно становится.

Куда они направлялись?

И кому понадобилось взрывать автомобиль отца?

– В машине был третий человек.

– За рулём? – тушу сигарету о блюдце горшка, в котором растёт кривой кактус.

– За рулём, – кивает он.

– Водитель, возможно, –

предполагаю я. – Евгений или Юрий. Они посменно работают. Папа очень редко ездил сам.

– Ясно. Нужно сообщить родственникам.

По его тону я понимаю, что водитель тоже не выжил. Снаружи слышится какой-то шум. Крики, чей-то громкий спор.

– Где он? Где мой Витечка? ГДЕ, я вас спрашиваю?!

Узнаю этот истеричный голос.

Кристина.

В дверь стучат, и в проёме появляется растерянное лицо молодого опера.

– Анатолий Саныч, там это… жена Барских приехала.

– Пропустите меня! Пропустите я сказала! Кто у вас тут главный?

А вот и она сама. Оттолкнув паренька, протискивается в кабинет.

– Арин, о Арин, ты здесь! Что происходит? – верещит, всплёскивая руками. – Мне позвонили и ничего толком не сказали. Велели приехать в больницу и…

– Не кричи, Кристин, прошу, – поморщившись, перебиваю её я.

В голове пульсирует просто адски.

– Скажи мне, скажи… что с Витей?! – требует, по-детски топнув каблуком.

– Папа в реанимации, – тихо сообщаю я. – Говорят, что его машину взорвали.

– Что? – она оседает на койку, стоящую у стены.

– Спокойно.

– Как же так?! Но кто? Кто? Что значит взорвали? – кудахчет невпопад. – Витя… Мой Витя, что с ним? ЧТО?

– Таак… Простите, – обхожу Звягинцева и выхожу в коридор.

Набираю воды в кулере и возвращаюсь. Кристина к тому моменту успевает закатить очередной перфомэнс. Бьётся в истерике, кричит, мотыляет головой из стороны в сторону.

– Выпей. Давай, – присаживаюсь рядом и настойчиво вкладываю в её ладонь пластиковый стаканчик.

– Арина, Арин, Витечка умирает там, да? – вопит громогласно.

— Нет, он справится. Справится, слышишь? Пей, пожалуйста.

У неё так трясутся руки, что мне вдруг становится искренне жаль её.

— Ариша… Он умирает? Умирает, да?

Хватается за меня. Цепляется за плечи.

– Вы с Витей – всё, что у меня есть. Всё… – всхлипывает и шумно тянет носом воздух.

Поглаживаю её по спине. Мы с ней, мягко говоря, не ладили после их свадьбы, но сейчас это разве имеет значение?

– Он умирааает! Умираааает!

Не могу это слушать.

– Нет. Перестань! Всё будет хорошо, Кристин. Папа – сильный. Он выкарабкается, ему ведь ещё наследника растить, – убеждаю её я, а у самой из глаз текут слёзы. – Он справится. Обязательно справится.

– Ааа, – воет она пуще прежнего. – Мне плохо.

– Что такое? – отодвигаюсь и внимательно её осматриваю.

– Живот, – кривится она. – Болит. И сердце тоже. Ох, как болит!

– Позовите врача, пожалуйста.

– Я так понимаю, вопросы оставим на потом? – осторожно интересуется Звягинцев.