Её вина
Шрифт:
Крайние полчаса он активно пытается не уснуть, сидя на стуле у двери палаты Барских.
Молча киваю и направляюсь к лифтам, по пути решив отыскать туалет.
После посещения уборной спускаюсь вниз. Вот тебе контраст. На первом этаже нереально шумно. Люди толпятся в гардеробе, у регистратуры очередь, и кто-то уже громко возмущается, пытаясь что-то выяснить.
Всё как всегда…
Подпираю стену и жду пока девчонка, оккупировавшая автомат, определится с нелёгким выбором. Ряд с шоколадками
Тем временем скандал в зоне регистратуры набирает обороты. Не знаю, в чём там причина, но ор стоит страшный. На весь этаж.
– А я вас знаю.
Поворачиваюсь. Напротив стоит та самая девчонка. Разглядывает меня, хитро прищурившись.
– Максим Громов, верно? – продолжает она и, к моему удивлению, с самым что ни на есть серьёзным выражением лица протягивает руку. – Я Света Синицына. В Динамо занимаюсь, у Аркадия Семёновича.
– Приятно познакомиться, Света, – вскинув бровь, жму протянутую руку и подхожу к автомату.
Меня узнают нечасто. В основном те, кто всерьёз увлечён плаванием, либо очень любит его смотреть.
– Я слышала, что в конце мая вас сбила машина, – не отстаёт она.
– Было дело, – хмуро пялюсь на кнопки. Ищу под каким номером спрятались нужные мне кола и фанта.
– Говорили, что вы после аварии напоминаете франкенштейна.
Зашибись. И откуда только подобные слухи берутся? Но да. Чувствовал я себя примерно так.
– Что-то не похоже. Выглядите хорошо, – озвучивает Света свой вердикт.
– Ну спасибо, – хмыкаю я.
– Уже тренируетесь или ещё тут в больничке релаксируете?
– Тренируюсь, – вставляю купюры в купюроприёмник.
– Непросто, наверное, после такого-то, – благоразумно замечает она.
Непросто – это мягко сказано. Меня словно отбросило на несколько лет назад. Всё навёрстывать придётся. Технику, скорость.
– Я вот тоже выведена из строя…
Пока я приседаю и достаю банки из автомата, Света, кряхтя, демонстрирует мне гипс на ноге.
– И как же так вышло? – интересуюсь, выпрямляясь во весь рост.
– Да по тупости, – отмахивается она, понуро опуская голову. – Пацаны на слабо развели. Мол девчонка, испугается и всё такое! С крыши гаража сигануть надо было. В листья. Ну я и сиганула.
Во даёт...
– Теперь блин о бассейне придётся забыть на время, – вздыхает тягостно.
Горечь в её голосе хорошо мне знакома...
– Выводы-то сделала? – качаю головой, едва сдерживая улыбку.
Кого-то она мне напоминает!
– Угу, – бубнит, с обречённым видом забирая костыль, оставленный у стены.
Замечает мой взгляд.
– Свои вспоминаю. С содроганием, – поясняя, непроизвольно морщусь. – Не вешай нос. Это временно.
– Время у спортсмена на вес золота, – не скрывая досады, отвечает Света.
На вид ей лет тринадцать-четырнадцать.
Я, «пенсионер», и то на что-то рассчитываю, чего уж о ней говорить.
– Не переживай. Наверстаешь… Если не поддашься на очередную глупую провокацию, – добавляю я спешно.
– Не поддамся. Отец теперь итак шутит на тему того, что у меня мозг размером с изюм.
– Ладно, удачи тебе.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но девочка меня останавливает.
– Стойте! А селфи не замутим? – достаёт из кармана телефон и тычет в него пальцем. – Иначе кто поверит, что я общалась с чемпионом?
– Это лишнее, – смутившись, отзываюсь я. – Выздоравливай, Свет.
Она обиженно дует губы, но я всё равно ухожу.
Селфи. С чемпионом. Да уж.
Присоединяюсь к толпе ожидающей лифт. От нечего делать рассматриваю банку с газированной водой, которую сжимаю в ладони. Оля непременно прочла бы лекцию на тему влияния вредных напитков на организм.
Оля…
Сколько раз прокручивал в памяти наш с ней разговор… не сосчитать.
И легче не стало. От слова совсем.
Свадьба. Своя семья. Мы почти сделали это. Но внезапно всё пошло наперекосяк. И дело даже не в том, что мы с Олей разные. Так ведь было с самого начала. И ничего, встречались, жили...
Полагаю,не выдержали наши отношения репетиции пункта «и в горе, и в радости». Начались взаимные обиды, упрёки, недомолвки, ссоры на пустом месте. Права Оля, я слишком зациклился на своей реабилитации. Почти ушёл в депрессию. Закрылся, агрессировал… Но есть и её вина в том, что мы отдалились друг от друга.
Я до сих пор не понимаю некоторых её поступков. Самым неприятным из которых был мой «переезд». Пока я лежал в больнице после ДТП, Оля втихую перевезла мои вещи. Из нашей съёмной квартиры к матери. Объясняя это тем, что мне нужен уход, обеспечить который в связи с работой она не может.
И вроде да, было рациональное зерно в том, что она сделала, но меня покоробил тот факт, что она не посчитала нужным посоветоваться. (Или на худой конец предупредить). Как-то всё это выглядело не очень, по крайней мере для меня. Не покидало ощущение, что от тебя, больного и едва живого, просто хотят избавиться.
Кому нужна обуза в лице двадцатишестилетнего мужика, фактически прикованного к постели? Разве, что матери своей.
В общем, Олю я тогда попытался понять, но простить, честно говоря, до сих пор не получается. Впрочем, сейчас это уже неважно. Я ведь тоже накосячил крепко...