Эфесская волчица
Шрифт:
– Тогда позже мы обговорим с тобой цены. О таких вещах не стоит беседовать на пиру, – заключил Гессий. – И смотри, не омрачи Эфес позором поражений…
*****
Они вернулись домой уже глубоким вечером, но и тут у Виктора не было покоя, ибо хозяин, возбуждённый произошедшим у Афиния, долго не мог успокоиться. Было и другое – приёма у господина требовал Арес, настойчиво отказывавшийся уходить от ворот хозяйского дома. Сатир велел звать его немедленно.
Гладиатор вошёл в кабинет, и Виктор едва сдержал улыбку, ибо тот, ещё недавно рвавшийся
– Хороший же ты актёр… – прошептал Виктор, прикрыв губы кулаком.
– Рад тебя видеть, – Сатир приветствовал бойца со своего кресла. – Как себя чувствуешь? Надеюсь, что не страдаешь от травм.
– Всё замечательно. Готов трахнуть этот город, как и прежде, – посмеялся Арес. У него всё ещё можно было услышать лёгкий акцент, но греческий язык он выучил хорошо.
– Это радует. Люблю, когда мои бойцы в добром здравии, – кивнул Сатир. – Ты хотел меня видеть? Что за дело тебя привело столь срочно?
– По правде сказать, я давно уже хотел увидеться. В моём последнем бою я объявил, что не выйду больше на арену, пока не получу Гектора. Хочу сказать, что я намерен придерживаться этого, – он говорил спокойно, но уверенно. – Можешь не ставить меня на бои, если противником будет значиться кто-либо, кроме Гектора.
Виктор бросил взгляд на господина, думая, что тот взорвётся от подобной наглости, но ланиста остался недвижен и даже не подал вида, что напряжён. Он сказал:
– Вот, значит, как? Ты, конечно же, знаешь, что я могу бить тебя плетьми, прижигать раскалённым железом, бросить в яму, наполненную дерьмом… Ты свободный человек, но ты отдал себя мне в полную власть.
– Имеешь право. Сделай это, если хочешь, – Арес развёл руки и закрыл глаза, словно отдавая себя в жертву. В его жестах можно было заметить актёрскую игру, однако он был зверски уверен в себе.
– Я подумаю, – погладил бородку Сатир. – Ты, и правда, готов зайти так далеко?
– Я никогда не отказываюсь от своих слов, – вся расслабленность гладиатора мгновенно исчезла, он напряг тело и словно подался вперёд, хотя и не сдвинулся с места. – Никто не скажет, что я не выполняю обещаний. В своё время я выбрал этот путь, выбрал презрение к смерти, и я пройду его до конца.
– Чего ты хочешь достичь? – неожиданно спросил ланиста. – Давай побеседуем откровенно. К чему ты стремишься в конце? Хочешь заработать денег и потом мирно жить в собственном доме? Я слышал, что ты вышел из бедной семьи, а теперь имеешь состояние. Хочешь победить всех лучших? Чтобы о тебе говорили по всей Империи?
– Когда я только начинал, то был движим простым желанием – выбраться из дерьма, где сидели все, меня окружавшие. Однако потом я познал красоту Игры, погрузился в неё так глубоко, что она стала самой жизнью для меня, – ответил Арес. – Я хочу дойти до предела. Вот моё желание. Хочу сделать то, что никому ещё не удавалось. Пусть я погибну на этом пути, но не даю себе права останавливаться или оборачиваться назад.
– В этом мы с тобой схожи. Для меня Игра тоже стала смыслом жизни, – примирительно сказал Сатир. – И я мог бы провести тебя
– Я уважаю вас. Для меня всегда было честью сражаться в Красном лудусе, ибо его репутация высока. Никто не скажет, что я сделал мало. Я уже победил многих, уже завоевал славу бойца, не знающего поражений, – гладиатор говорил с немалой убедительностью, и Виктор вновь отмечал, что язык у него подвешен неплохо. – Именно поэтому я прошу вас организовать этот бой. Дайте мне Гектора, и я обеспечу вам победу. Дайте мне воплотить мою судьбу.
– Я подумаю об этом, – кивнул ланиста. – Скоро я сообщу тебе своё решение.
– Подумайте, – смиренно склонился Арес.
Когда он вышел, Сатир не стал больше скрывать своего раздражения, ударив о стол восковой табличкой и резко вскочив на ноги. Виктор, глядя на это, сказал:
– Он уверен, что стоит слишком дорого, и вы ничего ему не сделаете. Дерзкий ублюдок.
– Разве он не прав? – вздохнул господин. – Почему боги наделяют талантливых людей столь скверным характером? Он – великий боец, но этот дар ослепляет его.
– Гордыня. Мне знакомо это, – заметил старый воин. – Можно всё же попробовать смирить его… хотя бы заключением на какое-то время.
– Такие, как он, не гнутся, а ломаются. Помнишь Геракла?
– Да, я тогда только начинал свою карьеру. Тот случай поразил нас всех.
– Гордость Эфеса. Гладиатор такой силы, что мог поднимать своих противников в воздух и швырять их оземь, непобедимый, на голову выше остальных людей. Сам император приглашал его в Рим. А женщины готовы были на всё ради него, – горько усмехнулся ланиста. – Его любовницей была жена эдила, одного из богатейших горожан тогда. Самое смешное, что эдил был не против… пока они соблюдали приличия. Однажды он застал их в собственной постели, и тут уже не выдержал, ибо почувствовал себя оскорблённым. Он ударил Геракла – дал ему пощёчину как рабу.
И тут, как говорили, наш славный гладиатор просто взорвался. Он убил самого эдила – оторвал ему голову своими железными руками, убил членов его семьи и всех его слуг. Так он и метался, окровавленный, по городу, и никто не мог его остановить. В конце концов, целая сотня вооружённых людей загнала его в один дом. Никому не доставало мужества войти туда за ним, и потому они подожгли дом с нескольких сторон. Ещё долгое время они слышали его рёв из огня.
– Он был безумцем.
– Он считал себя почти богом. Нет, я не хочу, чтобы Арес сломался как перекалённый клинок. Сломанный меч не принесёт нам ничего.
– Почему вы не сказали ему, что бой с Гектором – дело решённое? – спросил Виктор.
– Он узнает об этом, но не сегодня. Не стоит давать ему иллюзий, будто он хозяйничает в лудусе, а не я. Пусть немного потомится ожиданием, – Сатир нервно прошёлся по кабинету. – Мало нам дерьма на голову валится…
– Женщины? – почти утвердительно спросил Виктор.
– В кой-то веке у меня появилось два сильных бойца. Каждая из них имеет свои сильные стороны, их любит публика, у них есть своя история. И теперь я вынужден столкнуть их между собой. Чем бы ни кончился бой, одна из них будет убита или ранена. Это ясно – они дикие, они кинутся друг на друга со всем бешенством. Чувствую себя так, будто мне отсекают одну руку.
Конец ознакомительного фрагмента.