Эффект бабочки в СССР
Шрифт:
— Это с одной улицы? Четверо с одинаковым диагнозом за три месяца? — я почесал голову.
Понятия не имею — четыре скоропостижно скончавшихся алкоголика из неблагополучного района за три месяца — это много или мало? Кажется, всё-таки многовато. Но для того, чтобы делать выводы — недостаточно, а потому...
— Любезный Федор Кикиморович, а не могли бы вы посмотреть такие же сведения по улицам Партизанская, Кавалерийская и Гвардейская?
— Я мог бы тебе дать в зубы, — сказал патологоанатом. —
— А! Простите дурака, ладно? Чем могу вину загладить?
— Сходи за беленькой. И за солью, и за томатным соком. А я тут пороюсь пока... Может и найду, что тебе потребно!
И я пошел в магазин, потому как сидеть в морге мне не улыбалось, и перед патологоанатомом было действительно неловко. Магазин назывался "Ручеек", на крыльце у него сидели собаки и выкусывали блох из свалявшейся шерсти. Внутри работали два отдела, и к обоим была очередь. Пришлось ждать — Кикиморович за просто так делиться информацией не хотел.
Пока стоял — обдумывал ситуацию. Железки травят людей? Допустим. Одна гонит черт знает из чего самогон, вторая — продает его местным пьяницам, потерявшим человеческий облик. Тоже — допустим. Но они ведь мрут от некачественного пойла! То есть — сокращается клиентская база. Та Железка, которая из магазина, показалась мне женщиной умной и целеустремленной. По крайней мере, манипулировать людьми и планировать свои действия она умела. Тогда почему бы не гнать обычный первач, лучше даже — умеренной крепости, чтобы больше брали, почему бы не загнать весь район в долговое рабство, получать гарантированный доход... Зачем травить людей жженой резиной, димедролом и прочей мутью?
Краем уха я слушал разговор двух мужиков у отдела с алкоголем. Один что-то втирал другому про машину и внуков, второй рассказывал про рояль, который достался ему в наследство:
— ...шалишь, есть гражданский кодекс 1964 года! Там черным по белому написано — у советских граждан есть право оставлять своё имущество любому человеку! Так что к черту они пойдут, бездельники! Я Афанасьичу "Победу" завещаю! — втирал один из пожилых джентльменов.
— Ага, но одна треть всё равно им достанется, прямым наследничкам. Вон, мне рояль приволокли после батькиной смерти... На кой черт мне рояль? — сетовал второй. — Лучше бы деньгами выделили. Кому нужен этот рояль? Куда я его поставлю?
— А в 13 статье новой конституции нашей — я читал — прямо говорится о том, что личная собственность и право наследования в СССР охраняются государством! Так что хрен им, а не "Победа"! — продолжал наседать первый. — Олухи! Разгильдяи! Как дрова поколоть — так не зайдут, а как "Победу" — так отпиши, деда! Я лучше Афанасьичу отпишу, оглоеды!
В голове моей что-то стрикнуло.
— "Столичную" и томатный сок, — сказал я рассеянно.
— У нас только трехлитровые банки! — пропищала продавщица.
— В смысле?
Ржала надо мной вся очередь, а я раздосадованно скрипнул зубами. Ну, идиот, Гера Белозор! Сок томатный — по три литра! Советская классика, чтоб меня!
— Давайте банку и бутылку тоже. И соль!
С полными руками я возвращался к моргу через распахнутые ворота на больничной территории. Завидев суматоху у обшарпанной железной двери, я остановился в нерешительности — кажется, туда заносили покойников, и соваться к Кикиморовичу с напитками в такой момент казалось мне большой дичью.
Он сам заметил меня из окна и выбежал навстречу, весь какой-то потерянный.
— Ну, принес? Ну, даешь! Нахрена мне три литра-то? Куда я его девать буду? А, ладно, в холодильник поставлю, от этих не убудет... На вот, тут как обещал. Мрут как мухи на тех улицах. Как будто эпидемия какая! Ты уж разберись, журналист, а то и вправду страшновато — три сердечных приступа, два кровоизлияния в мозг, одна черепно-мозговая травма и семь алкогольных интоксикаций. Чертовщина! А я побежал, у меня там клиентов привезли, надо оформить и обслужить...
Я стоял ошарашенный и мял в руках листочек со списком из имен и фамилий. Семнадцать человек в Резервации — за лето? Это что за фабрика смерти такая? И почему никто на это не обратил внимания? И тут же ответил сам себе: потому что помирали те, кто и так одной ногой в могиле стоял последние годы.
Путь мой должен был дальше лежать в БТИ — именно они имели на руках всю техническую документацию по недвижимости и вполне могли мне сказать, не переходила ли эта самая личная недвижимая собственность, бывшая во владении умерших, в руки неких случайных лиц, родством с бедными алкоголиками никак не связанных?
В одном конкретном случае я был совершенно точно уверен: агрессивные индюки и развязные гуси мне запомнились куда как хорошо!
Глава 5, в которой журналистское расследование завершается
БТИ, конечно, было закрыто. Раз написано до 18-00, значит, ровно в 18-00 народ собирает манатки и уходит по домам. Стахановщина — она в шахте хороша, а на этих потусторонних созданий с растрепанными прическами и так смотреть было жалко, и потому я даже и не думал лезть к кому-то из них со своими просьбами.
Подумать только, сколько проклятий, вызванных бумажной волокитой, сыплется на головы таких работниц и работников со стороны советских граждан... Возьмите ту справочку, заполните этот бланк, поднимитесь в такой-то кабинет и поставьте штамп, потом все эти бумаги отнесите на улицу Завиши Чарного-Сулимчика, дом фигдесят, и получите там справку по форме номер дохренадцать, и тогда мы вам всё подпишем. Это и незабвенного Сиддхартху Гаутаму по кличке Будда на коня бы подсадило. А они в этом жили! Это являлось их обыденностью...