Эффект бумеранга
Шрифт:
– Какой операции, мистер Корвилл? – резко развернулся Крис.
– Операции по раскрытию и уничтожению фабрики суррогатного мумие и предполагаемой базы секты.
– С чего вы взяли, мистер Корвилл, что секта имеет отношение к фабрике в джунглях?
– Очень много косвенных доказательств тому, сэр, – поспешил на помощь Корвиллу Метлоу.
Шеф хлопнул его по плечу.
– Операция ЦРУ на территории других государств на основании косвенных доказательств накануне президентских выборов?.. Представляешь гвалт в ООН и в американской прессе?
– Да, сэр, –
– То лишь смутное предположение, Джордж, о котором я начинаю сожалеть.
– Сто чертей, джентльмены!.. Разве не налицо связь секты с международным террористом, разыскиваемым полицией многих стран? – недоуменно спросил Корвилл.
– Это требует доказательств, – прервал его шеф.
– Ты не досмотрел кассету, Крис, – показал Метлоу на видеомагнитофон. – Доказательства есть…
– Шутишь, полковник?
– Если бы…
Снова пошли дерганые кадры, зафиксировавшие арабов, входящих в виллу Дервиша и выходящих из нее. На одном из кадров Метлоу остановил изображение и показал на человека с тележкой ананасов.
– Каракурт, – шепнул он шефу на ухо.
– Ты с ума сошел!!! – резко отстранился тот.
– Признаться, я ждал его появления на вилле Дервиша, – шепотом сказал Метлоу и обратился к Корвиллу: – Прости, Рич, но нам надо пообщаться тет-а-тет…
– Валяйте! – бросил раздосадованный Корвилл, покидая кабинет.
– Чем ты еще хочешь меня оглушить? – пылая нездоровым румянцем на щеках, спросил Метлоу шеф, когда закрылась за Корвиллом дверь.
– Только тем, что члены сатанинской секты «Кара ислаими» с помощью ЦРУ внедрены в ядерные центры Пакистана и бог еще знает куда. Я чувствовал, что грязный Каракурт стоял за спиной афганской камарильи, которую в пух и прах разнесли русские спецназовцы, но я не знал, что за ним стоит еще и секта. Несмотря на мои предупреждения, Крис, большие парни в Ленгли недооценили этого «пакистанского друга». У него по крайней мере четыре лица. Но, к сожалению, я пока так и не понял, какое из них основное…
Шеф растерянно смотрел на Метлоу.
– Хочешь сказать, что не надо жалеть о бойне, которую устроил в афганском кишлаке твой русский? – шепотом спросил он. – Так?..
– Так, сэр, – твердо ответил Метлоу. – Уверен, КГБ был лучше нас осведомлен о подлинной физиономии будущего афганского правительства, состоявшего из фанатиков «Кара ислаими».
– На чем основана твоя уверенность, полковник?
– Достаточно того, что они пошли на крайне рискованную операцию и поручили ее своей лучшей группе.
– Не вяжется, Джордж… Русскому был дан приказ на твой захват…
– Дан, скорее всего, для того, чтобы скрыть подлинную цель их операции.
– Это в их стиле, – нехотя согласился Крис и, вытерев испарину на лбу, вопросительно посмотрел на Метлоу.
– Работающий на КГБ и на нас двойной агент Каракурт, замкнутый разведкой Пакистана на ядерной программе, плюс международный исламский террорист Дервиш, плюс ассасин Юсуф –
– Слишком серьезно, – кивнул шеф. – Но ты должен понимать, что дальнейшие наши действия я должен согласовать с Ленгли. А ты, полковник, немедленно организуй наружное наблюдение за «святой» троицей. Мне надо знать их контакты в Гонконге. Все, включая контакты на улице «Красных фонарей». И держи меня в курсе всего, что касается русского.
– Да, сэр! – отозвался Метлоу.
– Легко сказать – организовать здесь наружку, – чертыхнулся Метлоу, когда шеф покинул кабинет, а в своем кресле вновь воцарился комиссар Корвилл.
– Мои люди возьмут заботу о вашем «пакистанском друге» на себя, Джордж, но им придется расшифровать его.
– Этого нельзя допустить ни под каким предлогом. Запомни это!
– Большая политика?..
– И поверь – большое дерьмо! – хмуро подтвердил Метлоу.
Гонконг
17 декабря 1991 года
Синяя галогеновая лампа мертвым мерцающим светом освещала бункер. Спящие на бетонном полу стонущие, храпящие, заходящиеся в утробном кашле люди и спертый воздух придавали грязному зиндану сходство с преисподней. Крыса Маруська время от времени высовывала усатую мордочку из-под мышки Сарматова и, настороженно покрутив ею во все стороны, брезгливо фыркала и снова пряталась под рукой у человека.
Громила, тот, которого серб назвал «потрошителем из Германии», соскользнул с матраца и стал осторожно подбираться к Сарматову. Он уже занес руку, чтобы всадить узкую длинную заточку в горло спящему, но в воздухе мелькнула тень, и «потрошитель» с диким воплем закрутился на месте, пытаясь отодрать от перекошенного лица разъяренную Маруську. Проснувшиеся громилы не торопились прийти к нему на помощь. Сарматов, увидев рядом с топчаном заточку, зашелся в хохоте.
– Ну, даешь, Маруська! – отодрав крысу от окровавленного носа «потрошителя», сказал он сквозь смех. – Фриц – можно сказать, белобрысая бестия, а ты ему арийскую фотографию портить!..
Китаец Ли Фан, проснувшийся позже других, оценив ситуацию, вскочил, как подброшенный пружиной, и отбросил «потрошителя» на середину бункера. Он уже занес сжатые в замок ладони над бугристым черепом жертвы, но Сарматов остановил его:
– Не надо. Пусть живет, вонючий хорек…
– Зачем ему жить? – удивился китаец.
– Не знаю, Фан. Но… зло не лечат злом.
Подумав, китаец согласно кивнул:
– Так же говорил великий учитель Конфуций.
Однако продолжить сон обитателям бункера не удалось – неожиданно распахнулась дверь, и туда ворвались вооруженные арабы. Они бесцеремонно вытолкали всех в предрассветный прогулочный дворик. Последним, с Маруськой на плече, вышел Сарматов. Арабы держали его под прицелами автоматов, но старались не приближаться.
Маленький Чжан, китаец-полицейский, замаскировавшийся с видеокамерой на склоне, примыкающем к вилле, вел непрерывную съемку длиннофокусным трансфокатором.