Эффект Доплера
Шрифт:
— Давай! Они вырубились, — Рэджи открывает дверь и заталкивает меня внутрь. Я вижу, как два мужчины (рыжий — явно отец моего друга) лежат на кровати, открытая бутылка виски стоит на полу. Бокалы валяются на кровати и они пустые.
— И что ты предлагаешь? — спрашиваю я, опасаясь того, что Рэджи может сделать со своим отцом после услышанного совсем недавно.
— Действуем по плану.
Чёрт. Знали бы вы, какой план мы составили… Хотя, всё равно ведь сейчас узнаете. Пока я наблюдал за тем, как Рэджи снимает брюки со своего отца, мы оба слышим, как открылся гараж.
—
Через минуту оба мужчины лежат в одних трусах. И если другой мужик в обычных серых труселях-бомберах, то отец Рэджи в обтягивающих красных плавках, облегающих его прелести.
— Смотреть противно, — кривится мой друг. Понимаю. Мне тоже.
— Мы сделали всё, что хотели, — говорю я. — Уходим. Твоя мать приехала.
— Нет. Далеко не всё. Это лишь часть плана. О последнем пункте я забыл упомянуть. Однажды отец вытащил меня на улицу голышом, чтобы унизить при моих друзьях. Это было в начальной школе, Кью. Мы с тобой ещё не были знакомы. Это было ужасное зрелище.
— Что ты такого сделал, чтобы получить такое наказание? — ужасаюсь я.
— Привёл школьного друга к себе домой, а затем отец увидел, как мы сидим за пианино, я кладу свои пальцы на его, учу этого парня играть «Собачий вальс». Отец сразу заподозрил что-то неладное. Выгнал моего друга, а меня вытащил на улицу голышом. Трусы он стянул с меня уже на пороге. Пнул меня ногой в грязь. Но, знаешь, что странно? Никто из прохожих не смеялся. Все были в ужасе. Но всё равно это был такой позор, Кью! Я должен отплатить ему той же монетой.
Глядя на лицо своего друга, я понимаю, что ему это действительно нужно. Но видеть голых мужиков мне не очень хочется.
— Можешь отвернуться, — понимает Рэдж. — Я сам справлюсь.
Я с радостью поворачиваю своё туловище задницей к происходящему, и соответственно — лицом к выходу. Моя правая нога уже готова бежать. Я слышу, как сзади ткань скользит по телу. Через полминуты Рэджи смеётся.
— Бог мой, Кью. Да у него здесь тату. Жесть какая.
Моё любопытство взяло верх, но то, что я увидел, чуть не вызвало тошноту. Видимо, отец Рэджи издевался над сыном очень часто, и очень сильно, раз этот парнишка решил сделать такое. На кровати лежит два голых тела (извращение), левая рука отца Рэджи покрывает член лежащего рядом брата (инцест), а тату в области паха отдалённо напоминает какую-то сидящую на живом члене девочку в розовом платье (просто пиздец).
— Теперь отец никогда и не подумает о том, чтобы поднять на меня руку. Это тебе за все те годы унижения, папа. За всё, о чём ты не думал. За ночи, проведённые в страхе под одной крышей с тобой.
Рэджи фотографирует сие чудо сверху, чтобы было видно все пикантные подробности, в том числе и тату, и мы выбегаем в коридор. Успев спрятаться в комнате старшего брата Рыжего, мы стоим у двери и ждём, пока женщина, по совместительству, жена этого придурка-извращенца, войдёт в спальню. Закричит. Конечно же, она закричит. Звонко, пронзительно,
Но мы не слышим крика. Это кажется нам странным. О чём сейчас думает мать Рэджи, глядя на эту картину? Почему она не подаёт признаков жизни? Ничего не говорит? Может, они ожидала увидеть нечто подобное? Минуты через две каблуки стучат по направлению к лестнице. Затем хлопает входная дверь. Мы выходим из комнаты, Рэджи напоследок заглядывает в спальню родителей и говорит:
— Ну надо же, она оставила записку.
Мы на минуту находим в комнату, чтобы прочитать послание. Действительно, на животе мужчины красуется листик, где написано всего пять слов.
«За всё, что ты сделал».
— Пора уходить, — Рэджи улыбается. — У меня превосходная мать. Она всегда защищала меня, и даже сейчас… но я не могу позволить, чтобы отец подумал, что это сделала она. Он же не даст ей спокойно жить.
— У тебя ведь есть фото, которым ты сможешь шантажировать своего отца. Он ничего не сделает. Больше — нет.
Но мой друг всё равно забирает записку и мнёт её в кулаке по дороге к машине. Мы уезжаем домой, и я с радостью отмечаю на лице у Рэджи облегчение, а следом — спокойствие. Думаю, его отец и так поймёт, за что его семья решила «пошутить» над ним таким образом.
— Спасибо тебе за помощь, Кью.
— Брось! — машу рукой я. — Было весело. Хоть и дико… странно.
— Покажу это фото Нату, вот он обалдеет! — говорит Рэджи.
— Только Ари не показывай, — смеюсь я.
Я паркую машину у дома, и мы заходим внутрь. Как только я открываю дверь, в нос бьёт до боли знакомый запах. Яичница с беконом жарится на сковороде, а на кухне сидя за столом, Нат играет с сестрой в шахматы.
— Какая прелесть! — хлопает в ладоши Рэджи. — Хочу тебе кое-что показать. Только закрой глаза ребёнку.
— Господи, Рэдж! — орёт Умник, глядя в экран телефона. — Жесть какая. Убери эту гадость.
— Зацени его татуировку. Вот ведь извращенец! — смеётся Рыжий. А я продолжаю стоять как вкопанный посреди гостиной. Здесь так предательски здорово пахнет беконом и жареными яйцами, что я невольно начинаю надеяться, а вдруг…
— Кью, садись с нами, — Ари заманивает меня рукой.
Но, вдруг…
Пора отпустить её, Кью, и ты это знаешь. Она не приедет.
Она, чёрт возьми, не приедет. Забудь об этом.
Ноги устало несут меня к столу. Я бросаю взгляд на ёлку, чтобы понять, насколько праздничное у меня настроение. Так вот, моё настроение близко к нулю, хотя ещё недавно мне было так весело. Я содержу семью Ната, забочусь о ребёнке, помогаю Рэджи с отцом. Моё чувство вины за смерть Джуди от с восьмёрки упало до шестёрки, а может, пятёрки. Я помогаю людям, и этим я делаю свою жизнь лучше. По крайней мере, мне так отчаянно хочется в это верить.
Моя задница падает на стул, и я погружаюсь в дружескую тёплую атмосферу шуток и смешных историй. Этот вечер замечательный. И всё здесь такое красочное, яркое, новогоднее. Здесь приятно пахнет. Меня окружают хорошие люди.