Эффект Геллера
Шрифт:
Новая президентская чета приветливо махала руками и рассыпала свои теплые южные улыбки окружающей толпе. Одна такая солнечная улыбка была послана в моем направлении, хотя госпожа Картер вряд ли могла узнать меня с такого большого расстояния, но это был явно знак персонального внимания, Наконец они поравнялись со мной, хотя находились все же на приличном расстоянии от меня. Тогда я и сделал свою первую попытку донести до президента как бы зажатую в капсулу и несущую образы телепатического феномена мысль о советском превосходстве в этой области и отсутствии средств, необходимых для исследований.
«Все дело в деньгах, — сказал мне как-то Майк. — Необходимы дотации для исследовательских институтов». Он не называл мне конкретных цифр, но в моей голове почему-то засела сумма в шесть миллионов долларов. И в своем мысленном послании к президенту я добавил эту цифру. Я попытался
Есть много аргументов, подтверждающих, что телепатия значительно более эффективна при тесном контакте, хотя Рассел Тарг и другие исследователи показывали во время своих экспериментов, что возможна передача мыслей и на больших расстояниях, как от Москвы до Калифорнии. Но я думал, и небезосновательно, что задача, которая стояла передо мной в тот момент, могла быть более успешно решена в непосредственной близости от объекта внушения. Возможно, я был не прав, но в любом случае Майк советовал мне подобраться к Картеру как можно ближе. Пришлось еще немного подождать, потому что у меня не было никакой возможности подойти поближе к президенту во время официальной церемонии, проходившей в огромном зале. Среди всех присутствующих я узнал лишь двоих людей: актера Джека Николсона, как и многие другие знаменитости, пришедшего засвидетельствовать свое уважение новому президенту, и маленькую очень знакомую фигурку, которая попалась мне на глаза по пути в холл. Я подкрался к ней сзади и тихонько позвал: «Манси! Обернись!» Она отпрянула от неожиданности, увидев меня. Я прочел в ее глазах немой вопрос: как, черт возьми, я сумел получить приглашение сюда. Однако времени для объяснения у меня не было.
Наконец наступило время главного события недели торжеств и я оказался в самом знаменитом доме Соединенных Штатов. Это был отнюдь не частный визит. Кроме меня, там присутствовало еще несколько сот гостей. Не успело пройти первое изумление от увиденного внутри Белого дома, как у меня вновь оборвалось сердце. Я понял, что служба безопасности здесь действовала очень четко. Люси все время держалась рядом со мной, успев познакомить меня с несколькими важными людьми, включая одного из ближайших советников президента, но мои мысли в этот момент работали в совершенно другом направлении. Я знал, что это, возможно, мой последний шанс встретиться с президентом с глазу на глаз. Но я видел, что даже Люси с ее родственными связями не могла пройти сквозь вооруженную стену, сооруженную вокруг президента в его собственном доме.
Затем гости внезапно стали выстраиваться в ряд — друг за другом, чтобы лично засвидетельствовать свое уважение семье Картеров. Я сильно сомневался в том, что сотрудники службы безопасности разрешат мне встать в этот ряд и поговорить с четой Картеров. Но Люси вдруг схватила меня и буквально потащила в конец ряда.
Ситуация напомнила мне мой первый прыжок с парашюта. Я помню зеленый свет, означавший, что следующая очередь для прыжка — моя и что обратной дороги нет. Сейчас со мной происходило нечто подобное. Я попытался сконцентрироваться настолько, насколько это было возможно, и, пожалуй, впервые почувствовал, что вот это и есть предназначение, которое мне предстоит выполнить.
Гораздо раньше, чем я предполагал, передо мной оказались Джимми и Розалин Картеры и их официальная свита. И больше никого. Вот и пришло время, подумал я.
Госпожа Картер сразу же узнала меня и сняла напряжение. «О, Джимми! — воскликнула она. — Это Ури Геллер. Ты помнишь, тот молодой израильтянин, о котором я тебе столько рассказывала».
Выражение лица Картера чуть-чуть изменилось. И потом последовала тишина, после чего я сделал шаг вперед и схватил его руку для пожатия. Я держал ее добрых шесть секунд, смотря сверху в его глаза. Он был ниже меня ростом, ниже даже, чем я преполагал.(Во мне семь футов и один дюйм.) Я попытался передать им свое мысленное послание и сделал для этого все, что мог:
«Телепатический феномен существует. Будь объективен и не имей предубеждения. Вложи деньги в исследования. Шесть миллионов долларов. Догони Советы».
Уверхнапряжение и концентрация мысли сделали эффект моей попытки еще сильнее, чем обычно. Картер даже слегка вздрогнул, и я почувствовал, что он пытается отнять свою руку. «Не перестарайся», — сказал мне мой голос. Последовала известная картеровская улыбка.
«Вы собираетесь решить для нас проблему энергетического кризиса?» — спросил он. Уже во второй раз главы государств настойчиво задавали мне один и тот же вопрос. Я забыл, что
Этот случай — один из тех, когда я был абсолютно уверен в том, что поступаю правильно. Моя миссия на этом закончилась. Полагаю, что кто-нибудь из фотографов навечно запечатлел этот эпизод и фотография, наверняка, хранится где-нибудь в вашингтонских архивах.
Люси позвонила после этого мне еще раз или два. Но мы никогда больше не виделись, и я до сих пор не знаю, подстроила ли она мне эту встречу с президентом или нет. И вообще, кто стоял за всем этим? Неужели это было просто совпадение?
Что касается Майка, то он тоже навсегда исчез из моей жизни — так же неожиданно, как и вошел в нее.
Семь лет спустя в «Нью-Йорк тайме» от 10 января 1984 года появилось сообщение. В нем говорилось о том, что президент Картер приказал в 1977 году провести на самом высоком уровне «всестороннюю проверку исследований Советов в области парапсихологии». Это последовало, как утверждалось в газете, после «личной встречи» президента со мной. (Я никакой информации об этой встрече не давал.) «Секретная проверка, — согласно статье, — была завершена в 1978 году. И хотя не было доказано, что существовал специальный проект о разработке в СССР психических методов ведения войны, о которых предупреждал господин Геллер, но был обнаружен определенный интерес Советского Союза в этой сфере». Официальные представители Белого дома «не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть» утверждения газеты насчет проверки. Не могу этого сделать и я.
В декабре 1976 года я праздновал свое тридцатилетие. Я был вполне доволен жизнью и собой, и для этого в общем-то были основания. Во множестве стран мира мое имя вошло буквально в каждую семью. Я проехал почти по всем городам, о которых мечтал. Я обрел настоящих друзей, и мой банковский счет уже исчислялся семизначными цифрами.
Нападки на меня со стороны скептиков и фокусников заставляли людей еще настойчивее стремиться увидеть своими глазами мои выступления в залах и на телевидении. В придачу к сотням публикаций в газетах и журналах обо мне было написано уже несколько солидных книг. Казалось, все идет как надо. Психологически, однако, это было не совсем так. Сперва я почувствовал легкое недомогание и довольно легко обнаружил его причину. Я всегда был любителем поесть. А тут превратился просто в кошмарного обжору, страдающего от ненормального, постоянного чувства голода. Или, другими словами, ненасытного аппетита. Я пожирал все, что стояло передо мной. Мы часто обедали с Манси в лучших ресторанах Мехико, и тем самым я еще больше подталкивал себя к искушению. К счастью, мы были трезвенниками. И мне страшно подумать, что было бы с нами, если бы мы еще и пили. Но и без этого положение становилось тревожным. К тому же почти ни в одном из ресторанов, которые мы регулярно посещали, нам не предъявляли счет. Реклама того, что жена президента обедает в том или ином ресторане, значила для их хозяев значительно больше, чем пригоршня песо. А я платил за еду, сгибая ложки во время обедов. В одном ресторане мое произведение — импровизированная огромная согнутая ложка — было вставлено в рамку и повешено на стену. Официанты делали все возможное для того, чтобы угостить нас самыми свежими и вкусными блюдами, и мы им всегда уступали. А когда после поглощения поистине раблезианского количества пищи нам приносили еще десерт, Манси была в состоянии заказать лишь какое-нибудь одно блюдо и то съедала обычно только половину. А я и тут не мог себе отказать, и частенько мне приходилось, извинившись, выходить из-за стола для того, чтобы через некоторое время освободить в желудке немного места, а затем снова с жадностью наброситься на еду.
Дома происходило то же самое. Мне даже приходилось использовать известный метод под названием «два пальца в рот». В конце концов дело дошло до того, что меня постоянно рвало, уже без всякой искусственной помощи, и чем больше я ел, тем более тощим становился. Я пытался обмануть себя, надеясь, что потеря веса — это результат моих ежедневных тренировок — пятимильных пробежек. Даже в тяжелой из-за густого смога атмосфере Мехико я тренировался каждый день. Но все было напрасно.
Вскоре я поехал в Нью-Йорк, туда же из Израиля приехала и Ханна, сестра Шипи. Она довольно часто нас навещала. Увидев меня, она сказала, что я выгляжу просто ужасно. По возвращении в Мексику мне предстояло услышать то же самое от Манси. А Том Моррис заметил, что я напоминаю заключенного из концентрационного лагеря. В довершение всего, как-то раз выходя из машины, я вдруг почувствовал страшную слабость, как будто все силы в один момент покинули меня.