Эффект Лотоса
Шрифт:
Из грязи в князи, обратно в грязь… И внезапно ты уже труп на дне озера.
Мое издательство примет детектив, основанный на жизни только тех людей, которые, заинтересуют публику, заденет за живое. Неудивительно, что красивое лицо на обложке с трагической историей, идеально соответствует их требованиям. Люди хотят быть шокированы и благоговеть. Но они также хотят чувствовать, что в их собственной жизни все не так уж и плохо, по сравнению с чужой несчастной судьбой.
Грустно, но это абсолютная правда.
Я выбрала Джоанну Делани не потому, что она хорошо
В разговор вмешивается Рис с вопросами о жизни жертвы в течение последних недель, предшествующих ее убийству.
Когда разговор закончен, я выключаю диктофон и проверяю записи, удостоверяясь, что мы узнали все, что хотели. Затем мы благодарим Бетани и направляемся к выходу.
— Вы тот самый писатель-документалист, — говорит Бетани. Я замираю в дверях, и Рис встает рядом со мной. — Я читала вашу книгу. После того, как агент Нолан впервые сообщил мне о возможности возобновления дела, я поспрашивала о вас. Ваша команда раскрыла все дела, над которыми вы работали вместе.
Все, кроме одного.
Я взглядом прошу у Риса помощи. Он сжимает губы и хмурится. Взгляд серо-стальных глаз так и говорит: она сказала, что это твоя команда.
Спасибо за помощь.
Несмотря на сомнения, я беру ее обветренные руки в свои.
— Мы будем стараться изо всех сил, — обещаю я ей.
Ее глаза блестят от непролитых слез и надежды.
Надежда.
После года поиска ответов, поиска справедливости надежда стала для Бетани проклятием. Даже когда вы пытаетесь оборвать все ниточки, надежда продолжает цепляться за оставшиеся кусочки разбитого сердца. Больно наблюдать, как член семьи не может отпустить прошлое и двигаться дальше.
— Спасибо, — она сжимает мою руку, прежде чем отпустить. Затем разражается слезами. Ручейки бегут по ее сухим щекам, словно дождь в пустынном каньоне.
Звук захлопнувшейся двери эхом разносится по узкому коридору. Я быстрее иду к лифту.
Я чувствую, как Рис следует позади меня.
— Ты хорошо поработала, — говорит он. — Завершение — это все, что мы можем обещать. И даже тогда этого может оказаться недостаточно. Мы не можем воскресить их близких из мертвых.
— Я знаю, — и я действительно знаю. Скорбящие родители переходят от одной стадии к другой. Они застревают на пункте «наказать убийцу» и иногда, когда настает время двигаться дальше, они не могут этого сделать.
— Бетани — самая искренне скорбящая мать из всех, кого я встречала, — говорю я. — Надеюсь, я помогу ей восстановить справедливость.
Я считаю, что настоящий писатель-криминалист должен уважать жертву.
Существует четкая разница между созданием персонажа с нуля, когда из ничего ты строишь живую личность, и описанием настоящего человека.
Если я убью вымышленного персонажа, читателю может быть больно. Пока он не возьмет в руки следующую книгу.
Но когда я изучаю людей — реальных людей —
Хотя бы ради того, чтобы дистанцироваться от самого настоящего убийцы, которого вы тоже изображаете.
Вам нужна четкая грань между добром и злом.
Мне нужна.
Именно голос жертвы, а также голоса их близких, направляют мое повествование.
Мы с Рисом молчим, спускаясь на первый этаж. Когда двери открываются, наши мысли уже заняты другим.
Следующий пункт в нашем списке — место преступления.
Глава 7
Книга Дрю
Лэйкин: Тогда
Я увидела его в первый день занятий по психопатологии, изучающей психические расстройства и ненормальное поведение. Я сидела во втором ряду. Он представился как Дрю. Не профессор Эббот. Даже не профессор Эндрю Эббот. Просто Дрю. Он был молодым учителем. Крутым учителем. Который подмигивал вам во время разговора и заставлял чувствовать себя особенным.
Он читал вводную лекцию об определении ненормального.
— Мы слышим это слово и инстинктивно, подсознательно воспринимаем его как негативное. Что-то аномальное — это не нормально, а значит неправильно. — Дрю оглядел комнату, встречаясь глазами с некоторыми студентами. Я была одной из них. — Я хочу, чтобы вы забыли о предвзятости. Просто отбросьте ее. Ненормально не значит неправильно. Вместо этого думайте о психопатологии с точки зрения того, насколько страдает качество жизни вашего пациента из-за его расстройства.
Он был великолепен. И красив. Смертельная комбинация, наполнившая воздух вокруг него. Он притягивал всех с гравитационной силой черной дыры, одновременно одаривая светом и теплом как от солнца.
Девушка в первом ряду подняла руку.
— А как насчет неадаптивного поведения, Дрю? В чем разница между ним и психическим расстройством?
Мне хотелось закатить глаза. Привлёкшая его внимание девушка — с упругими, подпрыгивающими сиськами и упругими, подпрыгивающими локонами, — должна знать разницу, если смогла сдать вступительные экзамены. Может, она забрела не в тот класс. Спутала со своим факультативом по поэзии.
Блондинки с упругими сиськами всегда посещали факультатив по поэзии.
Я насмехалась над ней, и в то же время завидовала. Завидовала тому, как она встала и задала глупый вопрос, чтобы привлечь его внимание. И это сработало.
Когда она оглядела класс, мое сердце дрогнуло, а пульс участился. Она была сногсшибательна. Ее красота стала настоящим ударом для всех девчонок в группе. Я чувствовала, как шок волной прокатился по аудитории, словно коллективный эффект домино.
Дрю оперся о ее стол.