Эффект Лотоса
Шрифт:
— Студентка, — подчеркнул он. — Может, тебе нужен еще один урок оперантной обусловленности [4] .
Я сглотнула.
— Меня легко отвлечь, — ответила я, меняя тему. — У меня очень горячий учитель.
Но это не уменьшило охватившего его негодования. Сжав челюсти, он схватил меня за горло, а затем яростно поцеловал. Я уступила желанию, мне хотелось, чтобы он снова захотел меня.
Я знала, что мое поведение вызывает разлад между нами, но я не могла контролировать свои порывы. Я ехидно обвиняла его в связи с Челси. Для меня
4
Оперантная обусловленность — термин, введенный американским психологом Б. Ф. Скиннером для обозначения особой формы научения, заключающейся в том, что подкрепляется то спонтанное поведение, которое признается желательным.
По слухам, охота Челси за профессором оказалась успешной: родители Дрю не возражали против союза престижных семей.
Он прервал поцелуй.
— Я хочу только тебя.
Я заглянула ему в глаза, ища какой-то признак, что его слова были ложью. Если он чувствовал вину или был расстроен, то хорошо это скрывал.
По сравнению с большинством людей жизнь Дрю была волшебной. Богатый. Образованный. Привлекательный. Он ни в чем не нуждался, но ему все же удалось поставить все под угрозу. Как игрок, которому нужно ходить по краю, чтобы чувствовать себя живым.
— Я тебе не подхожу, — шокировано призналась я, когда он наконец оторвался от моего рта. Я никогда раньше не заявляла об этом вслух, но он должен был знать, что это правда.
Такие люди, как Челси и Дрю были просто на другом уровне. Так исторически сложилось.
Его голос смягчился.
— Я хочу только тебя, — повторил он.
Он не опроверг мое заявление. Он не мог. И в тот момент я поняла, что никогда не смогу быть ему парой, равной ему, точно так же как в детстве я знала, что никогда не буду такой, как Эмбер. Она сияла так ярко… пока ее свет не погас. Я пыталась существовать в его мире, но это было все равно, что пытаться вставить кубик в круглое отверстие. Слишком сильное трение. Фигура просто не вписывалась.
— Почему? — Я должна была знать. Почему я?
Он убрал волосы с моего лица, его взгляд скользил по моим чертам.
— Это свойственно человеку. Мы хотим того, что для нас плохо. Мы созданы для самоуничтожения.
В этот момент пузырь лопнул. Ворвалась реальность, отравляя мою безмятежность, блаженство, которое я обрела с Дрю. Он был прекрасным учителем. Закон эффекта. Мое поведение приносило мне лишь неприятные последствия.
Душу пронзила острая и ослепляющая боль. У меня было всего четыре варианта.
Изменить. Упростить. Добавить. Отрицать.
Моя ложь самой себе заключалась в следующем: если я неспособна измениться, значит сможет Дрю. Что он забудет о своей богатой жизни ради меня. Потому что наша связь была особенной — раньше ни один из нас никогда не испытывал таких сильных эмоций.
Я была наполовину права.
И когда его губы коснулись моих, мне снова стало хорошо. Темные мысли, настигающие меня, стали отступать.
Как всегда, стоило возникнуть
Глава 24
Доска убийств
Лэйкин: Сейчас
— Ребята, вы, должно быть, правда любите барную еду или… — Майк Риксон обрывает себя на полуслове, позволяя недосказанности тяжело повиснуть в воздухе.
Рис подхватывает, когда мы приближаемся к бару:
— У нас есть еще несколько вопросов к Торренсу.
— Его нет, — просто отвечает Майк. — Но когда я его увижу, то передам, чтобы он с вами связался.
— Спасибо, — благодарит Рис. — У нас также есть еще один вопрос к вам, относительно Коэна Хейса.
По дороге сюда я изучила отчет об анализе почерка. Читать такие отчеты все равно что бросать дротик в движущуюся цель… во время торнадо. Сильный ветер уносит этот дротик куда-то в непосредственную близость от цели, но вы должны учитывать множество других факторов, чтобы это принесло какую-то пользу.
От математики у меня начинает болеть голова.
Все, что мы знаем наверняка, — это то, что Торренс набрал меньше очков, чем его брат, и что Торренс — единственный из наших подозреваемых, кто связан со всеми тремя женщинами.
Это делает его нашим главным подозреваемым, а местные власти, особенно детектив Вейл, уже им заинтересовались. И как только его арестуют за тяжелое преступление, про наш висяк забудут.
Про мое дело забудут.
И Кэм…
Я стараюсь смотреть на вещи в перспективе, но, стоя здесь, беспокойно крутя браслет вокруг запястья и наблюдая, как Рис допрашивает Майка о том, почему уволили Коэна, мне кажется, что стены начинают смыкаться.
— Мне нужно подышать воздухом, — говорю я Рису, когда уже бегу к открытым дверям бара.
Рис прерывает разговор и следует за мной на улицу.
Обширная веранда кишит любителями позагорать, которые собираются, чтобы сделать перерыв на обед. Грохочущие волны оглушают меня, в то время как все остальные звуки приглушены и слышатся словно в отдалении из-за сильного ветра.
— Хейл, подожди.
До меня доносится голос Риса, и я опираюсь спиной на один из столбов.
— Просто дыши, — говорит он.
Он дает мне время самостоятельно справиться с внезапной панической атакой, и ждет пока адреналин во мне утихнет. Человек не может паниковать вечно. Примерно через десять минут ум и тело приходят в норму. Нужно просто сохранять самообладание, пока атака не пройдет.
Рис подходит ближе, закрывая вид на толпу людей.
— Лучше?
Я киваю.
— Просто… все так нахлынуло. И разом ударило, — мне стыдно. Обычно я не страдаю паническими атаками. Это мне не свойственно.
Однако, когда дело касается Риса, мне не нужно вдаваться в подробности. Обеспокоенность на его лице сменяется пониманием.
— У тебя не было времени принять смерть Кэм, — понимающе говорит он. — Или оплакать ее.
Прошло всего несколько часов, но мне кажется, что я увидела ее тело на медицинском столе целую вечность назад. Меня передернуло от собственных мыслей. Даже в уединении своего разума я не терплю сантиментов.