Эффект Лотоса
Шрифт:
«Если дела связаны». Несмотря на все, что мы узнали, на все сходства, нам все равно нужно сохранять объективность.
— Я ее не знала. Она была моложе меня. Мы выросли в разных районах, ходили в разные школы. — На мгновение я задумываюсь. — Сомневаюсь, что Кэм ее знала.
Рис рисует еще пять линий. Затем пишет вдоль каждой: Торренс, Майк, Коэн, Дрю, Челси. Он создал доску убийств на песке.
Все — подозреваемые, но последнее имя заставляет меня задуматься.
— И как сюда вписывается Челси?
— Ты никогда не думала, что это Челси могла написать записку?
Я качаю головой.
— Нет.
— Ты можешь вспомнить, что там было написано?
Я не могу забыть. Я снова и снова перечитывала эти бредни, наказывая себя, полагая, что каким-то образом заслужила это. Я избежала смерти, но автор записки знал, что на самом деле я не жива. Напавший на меня украл гораздо больше, чем право на безопасность и защиту. Я потеряла драгоценные моменты жизни, он украл у меня время.
А потом та записка… это было обещание закончить начатое.
Я слово в слово цитирую письмо Рису, наблюдая, как его лицо приобретает такое серьезное выражение, когда он погружается в мысли.
— Похоже, что это могла бы написать женщина?
Он стряхивает мокрый песок кончиком тростника.
— Я не уверен, — говорит он. — Мы ищем связь с жертвами. Челси знает тебя и Кэм, и, насколько я помню, она занималась модельным бизнесом. Возможно, она знала Джоанну еще с тех времен.
Это огромный прорыв. Это единственная связь с жертвами, которая пока имеет смысл. Одно «но»:
— Думаешь Челси на это способна? — У меня были с ней проблемы — связанные с университетом, с парнем… Но я никогда всерьез не считала ее способной на убийство.
Мне она всегда казалось слишком банальной для этого.
Никогда никого не недооценивайте.
Рис сказал мне об этом во время нашего первого дела. И все же у меня это в голове не укладывается. Потому что я слишком пристрастна. Я не столь объективна, как Рис.
Он роняет травинку и стряхивает пыль с брюк.
— Раскаяние, — просто отвечает он. — Я не говорю, что наш преступник не является психопатом, но, чтобы намеренно остановить себя от причинения вреда ребенку Кэмерон в разгар действа, он должен испытывать некоторое раскаяние. Как будто ее убийство было вызвано необходимостью, а не желанием. Итак, у нашего преступника есть метод и цель. Все это не случайно. — Он смотрит на меня. — То есть, если дела связаны.
Кое-чего не хватает — один большой пробел: я.
— Но какая была необходимость убивать меня?
Он смотрит как волны набегают на берег.
— Вот в чем вопрос.
— Нам нужно допросить Дрю, — по логике, это следующий шаг. Связать дела. Кэм изменила показания, и Дрю единственный кто может подтвердить их или опровергнуть. И это он обеспечил Челси алиби.
В ответ на мои убеждения связаться с Дрю, Рис прочищает горло и встает. Предлагает мне руку.
— Пока рано. Я должен кое-что обдумать, — я беру его за руку, и он помогает мне подняться. — Почему бы тебе не вернуться в отель? Ты можешь вести машину? Хочу больше надавить на Риксона. Попытаюсь заставить его поговорить о том, где находится Торренс, или выяснить, имеют ли они какое-либо отношение к Челси, прежде чем за него возьмется Вейл. Риксон может знать о своем брате больше, чем предполагает.
Хороший план. Допрос Торренса
Рис что-то скрывает от меня.
Он засовывает руки в карманы.
— Я думаю… нам нужно получить еще один образец почерка.
Я согласна.
— Нам нужны образцы от всех.
— Нет. Нам необходимо письмо, Хейл. То, которое ты получила перед отъездом из Сильвер-Лэйк.
— Это невозможно, — признаюсь я. — Я его уничтожила. — Но, как только я воспроизвожу в памяти слова, то понимаю, что почерк был тот же. — Я почти уверена, что обе записи написал один человек, — твердо говорю я Рису.
Рис выглядит неуверенно, но он доверяет мне. Он всегда доверял мне, поэтому тот факт, что я знаю, что он скрывает от меня что-то, ранит еще больше.
— Встретимся в отеле через пару часов, — говорит он, поворачиваясь, чтобы вернуться в «Тики Хайв».
— Звучит здорово.
Он колеблется перед тем, как принять окончательное решение уйти, но все же решается. Он дает мне ключи от машины, и у меня появляется достаточно времени, чтобы начать собственное расследование.
Рис — по натуре защитник. Возможно, он временно скрывает от меня информацию, потому что считает, что она причинит мне боль, но партнерство работает не так.
Подойдя к седану, я вижу листок бумаги, засунутый под дворник. Меня охватывает страх: это не штраф за парковку. Я тянусь, чтобы щелкнуть резинкой, но останавливаюсь. Я взгляну страху в глаза.
Я разворачиваю письмо.
«Встреться со мной».
Записки становятся короче, конкретнее. Автор теряет терпение.
Садясь за руль, я думаю о доске убийств Риса на песке. Пройдет время, волны смоют ее, и она исчезнет. Поиск моих собственных ответов также зависит от времени.
Глава 25
Пробуждение
Лэйкин: Сейчас
Я останавливаюсь через дорогу от красивого дома в стиле испанской колониальной архитектуры.
Это всегда был его любимый стиль.
Мокрые от пота руки чуть не соскальзывают с руля, когда я смотрю на дом. За решетчатым ограждением патио сбоку от дома движутся две фигуры.
Я не видела его с тех пор, как…
Когда был последний раз? Я видела его фото в Интернете, сделанные, когда его допрашивали в связи с расследованием. Но когда я действительно видела его в последний раз?
В вечер драки.
В тот день, когда у его двери появилась Челси.
Дрю не навещал меня в больнице. К тому времени, когда я пришла в себя, он уже стал подозреваемым — главным подозреваемым. Естественно, его адвокаты не хотели, чтобы он появлялся рядом со мной. Тем не менее, я всегда считала, что с его стороны это было очень жестоко — для него я была мертва.
Но делает ли это его убийцей?
В теоретическом, космическом смысле мы все убийцы. Можно поспорить с философией эффекта бабочки, где каждое действие имеет противодействие — причину и следствие. Я могу свернуть на светофоре не туда, тем самым непреднамеренно отправив другую душу на неправильный путь, создав цепную реакцию, которая могла привести к смерти другого человека.