Эффект преломления
Шрифт:
Секьюрити бросил вопросительный взгляд на монитор. Мастер Чжан с обезьяной синхронно кивнули.
Прозрачная перегородка отъехала, я шагнул внутрь, вынимая водяные пистолеты. Чудище даже не пошевелилось, но я знал, что оно исподтишка наблюдает за незваным гостем, выбирая удобный момент для нападения. Перегородка бесшумно опустилась за моей спиной.
Вурдалаки бывают еще быстрее вампиров, так что я не стал рисковать, тут же начал читать молитву изгнания бесов:
— Господи, благослови! Господи Боже, Матерь Божия, Иисусе Сладчайший…
Чонг достал айпод, деловито вставил в
— …Ангелы-хранители и все святые, помогите изгнать бесов и вылечить раба Божьего Джанджи!
Тварь дернулась, словно ее током ударило. Работает, удовлетворенно подумал я. Это всегда работало…
Конечно, Джанджи и до обращения в вурдалака был дохлым, так что никакие бесы из него не вышли бы. Но это и делало молитву такой болезненной: сущность нежити корчилась, не в силах покинуть тело и доставляя ему страдания. Правда, бесноватые вопли Чонга:
22
Children of bodom. «Hell Is for Children».
сбивали меня с настроя.
— Во имя Отца, Сына и Духа Святаго, выходите из тела раба Божьего Джанджи!
Монстр взвизгнул, задергался и упал на пол, беспорядочно хлопая крыльями. Я замолчал, подождал, пока тварь немного оклемается, потом спросил:
— Где тебя держали?
— Н-не… пом-ню, — с трудом проговорил вурдалак.
23
Children of bodom. «Hell Is for Children».
— Хорошо. Повторим. — Я нажал на спусковой крючок, струя святой воды ударила в правое крыло нетопыря. — Господи, благослови!..
Джанджи корчился на полу, из пасти текла розовая пена. Облитое крыло съежилось и скрутилось, как будто было из пергамента.
— По-ща-ди… — прошептал он. — Там…
— Где? Скажи только, где?
— Подземелье… там мы были… там с нами делали… что-то… не помню…
— Это неважно, — перебил я. — Какое подземелье?
Хотя уже понимал, о чем идет речь.
— Не… помню… помню, было больно… кровь… вытягивали много крови… когда не осталось сил… меня взяли… долго тащили… потом выбросили…
— А Бэй? Помнишь Бэя?
— Бэй там остался… говорил… все равно убегу… он был сильным… очень сильным…
Похоже, и убежал, подумалось мне. И даже сумел выбраться и свалить в тайгу. Лучше б он этого не делал, издох бы там. Но нет, тварина выперлась и убила кучу народу. Как вылез? А ведь недаром мне тогда показалось, что в одном месте стена слишком гладкая…
Но теперь у меня
— Прошу вас, Иван, — вмешался мастер Чжан. — Я не давал согласия на его уничтожение. Он еще понадобится для опытов.
— Хрен с вами, сами смотрите.
Как по мне, безопаснее было бы пристрелить монстра. Но что поделаешь — Церковь требовала от меня лояльности к упырям, да и выяснять отношения было некогда. Я вышел из комнаты.
— Вы все слышали. Мы сейчас же идем туда.
— Все организую, — коротко проговорил мастер Чжан, и на этот раз я ему поверил. На карту была поставлена жизнь клана.
Еще один короткий звонок.
— Понял, — ответил отец Константин. — Дай нам час, чадо.
Из истории рода Батори
Замок Чахтице, 28 декабря 1610 года от Рождества Христова
Серое, серое небо над серыми Карпатами. Под ним и снег тоже казался серым, как пепел. Кружил в сером воздухе, накрывал серую землю.
Серо было на душе у всадника, который мчался к замку Чахтице во главе отряда вооруженных до зубов гайдуков.
Близко уже. Дьёрдь пустил коня во весь опор. Чего тянуть, продлевать боль, сомнения? Скорее покончить со всем…
Николаус Зриньи и Георг Хоммонаи тоже пришпорили лошадей. Зятьям Эржебеты было не по себе — страшились того, что собирались сделать. И ни оружие, ни кольчуги, ни опытные, испытанные в боях гайдуки не давали чувства защищенности. Да ничего уже не изменить было, все решено.
Дьёрдь поднялся по каменистой дороге, остановил коня, забарабанил в ворота.
— Именем его императорского величества Матиаса Первого, откройте палатину Венгрии!
Ворота отворились, охранники молча пропустили отряд. Пуст, холоден, тих был Чахтице. Ни слуг не видно, ни господ. Лишь цыганские шатры уныло трепетали на ветру, намокали под сырым снегом. Их обитатели куда-то исчезли, покинули жилища.
Тяжело ступая, Дьёрдь пересек двор, поднялся на крыльцо и вошел в замок. Распинывая черных кошек, зашагал по лестнице. За ним — отряд. Челядь испуганно жалась по углам, разбегалась при виде мрачных людей, которые решительно, никого не спрашивая, поднялись в столовую.
Дьёрдь вошел первым, следом шагнули Хоммонаи со Зриньи, растеряв изрядную долю решимости. Гайдуки замерли возле дверей.
Эржебета и ее сын Пал сидели за длинным столом, обедали. Вышколенные служанки, подносившие серебряные блюда со снедью, даже при виде незваных гостей не остановились, не прервали отточенных, словно танец, движений. Впрочем, все яства подавались мальчику, перед графинею стояли всего одна тарелка и кубок.
Эржебета, в черном платье дорогого бархата, сидела, гордо выпрямив спину. Черные, без признака седины волосы, идеально белая кожа без единой морщинки, блестящие глаза. Хороша, с тоскою думал Дьёрдь. И теперь, в пятьдесят, все так же хороша… Кто знает, будь Эржебета не так красива, быть может, легче ему было бы исполнять свой долг?