Эффи Брист
Шрифт:
– Тебе пора идти, Эффи: у тебя такой вид... как будто... ну, как бы это сказать... Ну, как будто ты только что рвала вишни... все на тебе растрепано, помято. Это полотно вообще быстро мнется, а твой широкий белый воротник... одним словом... теперь, кажется, я нашла правильное сравнение... ты похожа на корабельного юнгу.
– На мичмана, с вашего позволения, – поправила Эффи. – Должна же я хоть чем-нибудь попользоваться от своего дворянского происхождения. Но мичман или юнга – папа все равно недавно обещал мне поставить здесь около качелей мачту, – с реями и веревочной лестницей. Не скрою, мне и в самом деле будет очень приятно самой поднять вымпел. А ты, Гульда, взберешься на мачту с другой стороны и там наверху, в воздухе, мы крикнем «ура» и поцелуемся.
– «Попутного ветра!» – как это у тебя звучит. Ты говоришь действительно как мичман. Но избави меня бог лезть за тобой. Я не такая отчаянная. Янке был совершенно прав, когда говорил, что ты слишком много унаследовала от Беллингов, от своей матери. А я всего лишь дочь пастора.
– Ах, полно. В тихом омуте – черти водятся! Помнишь, как мой кузен Брист приезжал сюда, когда был кадетом, впрочем он уже был совсем взрослым – и ты тогда свалилась с крыши сарая. А почему? Ну ладно, ладно, не буду выдавать. Пойдемте лучше покачаемся на качелях; по двое с каждой стороны. Надеюсь, что веревка выдержит. Но у вас так вытянулись физиономии, что, видно, моя затея вам не нравится. Тогда давайте играть в салки. В моем распоряжении еще четверть часа, и мне не хочется сейчас идти домой только для того, чтобы приветствовать какого-то ландрата, да к тому же еще ландрата из Нижней Померании. Человек он пожилой, мне чуть ли не в отцы годится, а если он и впрямь живет в приморском городе – я слышала, что Кессин стоит на берегу моря, – то я ему больше понравлюсь в матросском костюме. Пожалуй, этим я даже окажу ему особое внимание. Папа рассказывал мне, что князья, принимая гостей из других государств, облекаются в военную форму этих государств. Итак, бояться нам нечего... Живо, живо, я побежала, «дом» – у скамейки.
Гульда хотела еще что-то возразить, но Эффи уже мчалась по усыпанной гравием дорожке, сворачивая то направо, то налево, пока вдруг совсем не скрылась из глаз.
– Эффи, так нельзя! Где ты? Мы играем в салки, а не в прятки, – закричали остальные девушки и пустились следом за ней.
Они миновали круглую площадку, потом два платана, но тут их исчезнувшая подруга вдруг выскочила из своего укрытия позади них и без всякого труда – «раз, два, три» – достигла «дома» у скамейки.
– Где ты была?
– За кустами ревеня. У него такие большие листья, даже больше, чем фиговые.
– Как тебе не стыдно!
– Это вам должно быть стыдно, потому что вы проиграли. У Гульды такие глазищи, и опять ничего не увидела. Вот разиня!
С этими словами Эффи вновь сорвалась с места и помчалась прямо через круглую площадку к пруду, как видно собираясь сначала спрятаться в густом орешнике, который рос на берегу, потом обогнуть кладбище, дом и оттуда снова добраться до флигеля и заветной скамейки. Все это было хорошо рассчитано, но не успела она обогнуть пруд, как сзади со стороны дома ее окликнули. Обернувшись, она увидела маму; та вышла на каменную лестницу и махала ей платком. Мгновенье – и Эффи стояла перед ней.
– Ты все еще в своей матроске, а наш гость уже здесь. Ты никогда не готова вовремя.
– Я-то вовремя, а вот наш гость явился не вовремя. До часу дня еще далеко.
И, обернувшись к близнецам – Гульда осталась далеко позади, – она крикнула:
– Играйте пока одни. Я сейчас приду.
30
Через минуту Эффи в сопровождении матери вошла в большой зимний сад, который занимал почти весь нижний этаж флигеля.
– Ты не имеешь права меня бранить, мама. Сейчас только половина первого. Зачем он приехал так рано? Кавалер не должен опаздывать, но еще хуже являться слишком рано.
Госпожа фон Брист была явно смущена, а Эффи, ласкаясь к ней, продолжала:
– Прости меня, ты ведь знаешь, что я могу быть очень быстрой. Не пройдет и пяти минут, как Золушка превратится в принцессу. А он пока подождет или побеседует с папой.
И, кивнув матери, Эффи собралась взбежать по железной лесенке, ведущей из зимнего сада в верхний этаж флигеля, но госпожа фон
– А еще лучше тебе вовсе не переодеваться. Да, останься в этом костюме. Ты в нем очень хорошо выглядишь. И пусть если даже не так... но ты выглядишь естественно, так... ну, словно ты ничего не знаешь, а в данный момент это самое главное. Дело в том, что я должна тебе сказать, моя дорогая Эффи, – тут она взяла обе руки дочери в свои, – я должна тебе сказать...
– Что с тобой, мама? Ты меня пугаешь.
– Я должна тебе сказать, Эффи, что барон Инштет-тен только что просил твоей руки.
– Просил моей руки? Ты шутишь?
– Такими вещами не шутят, Эффи. Ты видела его позавчера, и надеюсь, он тебе понравился. Он, разумеется, старше тебя, но это даже лучше, к тому же человек он с характером, прочным положением и твердыми правилами в жизни. Если ты не ответишь «нет», – а я верю, что моя умница Эффи этого не сделает, – то в свои двадцать лет ты займешь в свете место, какого другие добиваются лишь к сорока. И оставишь далеко позади свою маму.
Эффи молча обдумывала подходящий ответ. Но прежде чем она успела это сделать, из примыкающих к флигелю комнат послышался голос отца, и сейчас же вслед за этим в зимний сад вошел советник дворянства фон Брист, хорошо сохранившийся для своих пятидесяти лет мужчина с изысканными манерами, и вместе с ним барон Инштеттен, стройный брюнет с военной выправкой.
Увидев его, Эффи невольно вздрогнула. Впрочем, ее замешательство продолжалось недолго, ибо почти в то самое мгновенье, когда Инштеттен с дружеским поклоном приблизился к ней, в среднем настежь раскрытом окне зимнего сада, среди полускрывающих его зарослей дикого винограда, мелькнули головки близнецов, и Гер-та, наиболее шаловливая из них, крикнула:
– Иди сюда, Эффи!
Затем она отпрянула назад, и обе сестры, стоявшие на спинке скамейки, спрыгнули в сад, откуда донесся их затаенный смех.
Глава третья
В тот же день состоялась помолвка барона Инштет-тена.с Эффи Брист. Жизнерадостный отец невесты, который не так-то легко освоился со своей торжественной ролью, провозгласил за обедом тост за здоровье юной четы. Госпоже фон Брист при этом немножко взгрустнулось: она вспомнила о том, что было восемнадцать лет тому назад, и сердце ее болезненно сжалось. Но только на мгновенье: чего не получила она сама, досталось ее дочери. Это было тоже неплохо, а быть может, и лучше. Ее жизнь с мужем протекала в общем вполне сносно, хотя Брист и был немного прозаичен, а порой чуточку фриволен. К концу обеда, когда стали разносить мороженое, старый советник дворянства вновь поднялся, чтобы провозгласить всеобщий семейный брудершафт. Он обнял Инштеттен а и крепко поцеловал его в левую щеку. Однако на этом дело не кончилось. Помимо обычного обращения на «ты», Брист стал придумывать и рекомендовать для внутреннего, домашнего обращения различные имена и титулы, нечто вроде семейного табеля рангов, разумеется с учетом особенностей и достоинств каждого, как врожденных, так и благоприобретенных. Для его супруги, например, лучше всего подходило обычное «мама» (бывают ведь и молодые мамы). Зато сам он решительно отрекся от почетного «папа» и предпочел остаться просто «Брист», хотя бы потому, что это звучит кратко. Что же касается детей, – тут советник невольно покосился на Инштеттена, который был всего на двенадцать лет моложе его, – то Эффи пусть будет Эффи, а Геерт – Геертом. Кстати, имя Геерт, кажется, означает – высокий, стройный ствол, – ну, тогда Эффи пусть и будет тем самым плющом (Еfеu – по-немецки, плющ; несколько напоминает имя Эффи), который обовьется вокруг этого ствола. Жених и невеста несколько смутились, Эффи даже немного, чисто по-детски, рассердилась, а госпожа фон Брист сказала: