Ефим Сегал, контуженый сержант

Соболев Александр

– Вставай, пошли! Как бы дождь не разошелся.

Они вышли на просеку, не сговариваясь, прибавили шаг. Дождь и впрямь усилился. Когда Ефим и Алевтина приблизились к зданию дома отдыха, она с обычным кокетством протянула ему ручку.

– Ну, хватит дуться! Тоже мне Дон Жуан! Ишь ты!..

Он не ответил на ее примирительные слова. Она удивленно подняла брови, схватила его за руку, потянула за собой:

– Пойдем же к нашим!

– Не пойду, - упираясь, решительно ответил он.

– То есть как ты смеешь не пойти?!
– возмутилась Тина.
–

Не могу же я вернуться одна, без тебя? Что подумают обо мне все наши и вообще?!

– Ничего не подумают, - безразлично ответил Ефим, высвобождая руку из цепкой лапки Тины, - небось они уже все там перепились. — Он круто повернулся, быстро зашагал в сторону железнодорожной станции.

«Гадко, ой, как гадко получилось!
– досадовал он, сидя в вагоне электрички. — И кой черт толкнул меня?.. А не за тем ли ты сюда ехал?
– мысленно схватил он себя за шиворот.
– Не юли! Ты жаждал уединенной встречи с Тиной. Вот она и состоялась. Мерзкий осадок на душе? А ты разве ожидал нечто сверхприятное? Почему она пришла чуть ли не в ярость, услышав о твоем намерении жениться на ней? Ответ один и предельно прост: она тебя не любит. А сам-то ты так ли хочешь создать с ней семью? Не она ли сама, и особенно ее родители, вызывают у тебя чувство полнейшей несовместимости, затаенной антипатии? Вспомни, как вздохнул с облегчением, когда в тот весенний пасмурный вечер вырвался из их чуждого для тебя дома! Зачем же лгал в лесу ей и себе? Нечего тебе ответить. Оттолкнула она тебя, ну и молись Господу Богу за спасение. Не нужны вы друг другу, не нужны! Вон ее из головы, из сердца - вон! С корнем, навсегда!»

...Через мост он вышел на Комсомольскую площадь. Предзакатное солнце еще посылало на землю приятное тепло. Ефиму очень не хотелось теперь в общежитие. Остановился, прикинул: отсюда до парка «Сокольники» - рукой подать. Сколько лет он не был в этом славном парке?.. А почему, в самом деле, ему сейчас туда не махнуть?

Глава девятнадцатая

Утром следующего дня Ефим шел на работу со смешанным чувством облегчения и неловкости. С одной стороны - его радовало принятое вчера решение раз и навсегда отказаться от Тины, с другой - было неприятно теперь встретиться с ней. К счастью, в редакции ее не оказалось.

– Здгаствуйте, - Анфиса Павловна со смешком ответила на приветствие Ефима, многозначительно посмотрела на него.
– Как вы себя чувствуете после вчегашнего?
– И спрятав усмешку, добавила: - Не болит голова после выпивки?

– Не болит, - ответил Ефим, уловив подтекст в вопросе машинистки.
– Я до позднего вечера проветривался в «Сокольниках». Так что все в порядке.

Машинистка вперила в него недоверчивый взгляд.

– А почему вы нас так внезапно покинули?

Ефим не успел ей ответить.

– Сегал!
– раздался голос Гапченко из кабинета.
– Зайди ко мне!.. Что это ты вчера сбежал из дома отдыха?
– спросил с подозрительной улыбочкой, когда Ефим вошел к нему.
– Сперва куда-то надолго исчез

с Алевтиной. Потом она вернулась одна и всех озадачила: «Мой кавалер дезертировал». Ну, и как? Как там у вас?

Никакой охоты исповедоваться, а тем более пускаться в подробности вчерашнего дня у Ефима не было, и он коротко ответил.

– Никак!

Гапченко не сумел скрыть разочарования:

– А я думал, все в порядке! Все видели, как ты увел ее в лес. Может, ты скромничаешь?

– Повода нет.

– Чудак ты, ей-богу! Я бы на твоем месте не растерялся!
– Гапченко немного помолчал и круто повернул разговор.
– Ты не забыл нашей встречи с Великановой?

– «Я не могу забыть!...» - пропел Ефим строчку из популярного танго.

– Шутки плохи, Ефим, впрочем...
– Гапченко глянул на часы.
– Нам пора к Гориной. Надеюсь, там все прояснится.

Ефим не видел Горину недели три. Ему показалось, что она стала еще привлекательнее, еще женственнее, но лицо побледнело, в уголках рта чуть наметились морщинки.

– Ругаете меня, Федор Владимирович, за моего протеже?
– спросила она с полуулыбкой, глянув на Ефима.
– Хлопот с ним полон рот?

– Нет, ругать не за что. Сегал - работник дельный, но хлопот с его приходом действительно поприбавилось. Вчера редакцию посетила Великанова. Это тоже плод активной деятельности Сегала, - пояснил Гапченко не то осуждающе, не то одобрительно.
– Вы, конечно, знаете о ее визите?

Горина утвердительно кивнула:

– Да, и она требует немедленно отстранить Ефима Моисеевича от работы в редакции, направить в цех.

– Хоть сейчас, с удовольствием!
– как ему показалось, искренне ответил Ефим.

Горина улыбнулась.

– Извините, что-то не верится... Но если даже вы сказали правду, мы с редактором такого удовольствия вам не доставим. Верно, Федор Владимирович?

Гапченко неопределенно пожал плечами, усмехнулся.

– А может быть, Ефим Моисеевич по своей горячности действительно хватает через край?
– неожиданно спросила Горина.

У редактора хватило бы ума дать какой-нибудь необязывающий ответ. Но он хорошо знал Горину - не пройдет! Собравшись с духом, сказал:

– В большинстве случаев Сегал прав. Только он, вы верно подметили, очень горяч.

– Наверно, это хорошее качество для журналиста?
– улыбнулась Горина.

– А к чему оно приводит?
– возразил Гапченко.
– Если бы я не рассчитывал на вашу поддержку, пришлось бы нам, несмотря ни на что, с ним расстаться.

Слушая Гапченко, Зоя Александровна хмурила брови, горестные складочки у рта обозначились резче. Она повертела в руках карандаш, постучала им о край стола.

– Дела!
– произнесла со вздохом.
– Признаться и мне достается на орехи из-за Сегала. Да и ему, как я понимаю, нелегко?
– она сочувственно поглядела на Ефима.
– Знаете, Федор Владимирович, он и меня заставил кое о чем призадуматься.

Гапченко уперся взглядом в настольный календарь, будто изучал его, молчал.