Ефрейтор Икс [СИ]
Шрифт:
— Ты за меня час простоял, давай подменю на час?…
— Да ладно… Чего мелочиться…
И тут Павел вспомнил… Торопливо открыв магазин карабина, он ссыпал в ладонь патроны, выщелкнул из казенника. Лаук с обалделым видом наблюдал за ним, но вдруг до него дошло, он тихо прошептал:
— Ты что, хотел Харрасова?..
Павел пробурчал:
— Передумал из-за такой мрази на нары залетать… К тому же со дня на день старички уедут.
Лаук сказал мечтательно:
— Вот бы Харрасов остался один…
Павел знал, что и у Сашки есть счет к Харрасову. Хлопнув Сашку по жесткому,
— Никанор, мне-то хоть ужин оставили?
— А как же. Лезь сюда.
Павел ловко проскользнул в амбразуру, Никанор мотнул своим тяжелым лицом в сторону стола:
— Рубай. Сейчас чайку погоняем.
Порция оказалась тройная, и Павел, нагулявшись на свежем воздухе, с удовольствием ее навернул. Предварительно откроив ложкой добрый кус с кусочком мяса своему новому другу. Котенок оказался неимоверно пушистым, дымчатым и поразительно красивым. Этакий клочок дыма. Он накинулся на еду, рыча и шипя, будто это было сырое мясо. Никанор сказал:
— Дня три не ел…
— Возле капонира я его нашел, — проговорил Павел. — И откуда там взялся?..
Они долго пили чай, беседуя о том, о сем. Наевшийся котенок вскарабкался по ноге Павла и устроился спать на коленях.
В эту ночь впервые за много дней Павел выспался. Котенок тихонько напевал ему на ухо свою песенку, и никто не будил, даже включений в эту ночь не было. А на следующий день случилась знаменитая драка в столовой, после которой власть в роте переменилась. Доминирующим стал призыв Павла. Но "старички" все еще хорохорились. Даже после того, как Павел троих из них во главе с Харрасовым, основательно отделал в капонире своей станции.
Помост со штангой теперь стоял в казарме, и "старички" перед ужином каждый день тягали штангу. Как-то, растерявший остатки страха Павел подошел к помосту, на котором "старички" соревновались друг с другом, раз за разом набавляя по пяти килограмм. Говорухин, мордастый, жилистый парень, кое-как то ли вытолкнул, то ли выжал девяносто килограмм, со звоном опустил штангу на помост, спросил, обращаясь к Павлу, Никанору и Лауку:
— Ну что, салажня, хотя бы до яиц поднимете?
Никанор пожал плечами, вышел на помост, криво взвалил штангу на грудь и с легкостью выпихнул вверх, сказал, опуская:
— Тяже-елая…
Лаук легко взвалил штангу на грудь, выжал, сказал:
— Фигня…
Павел спросил, подходя к штанге:
— Сколько здесь? Килограмм семьдесят? — легко вскинул на грудь, два раза выжал, проговорил, осторожно опуская на помост: — Ого! Да тут все восемьдесят… — собрал все, какие были блины, насадил на штангу, нарочно коряво взвалил на грудь, швунганул, опустил, сказал насмешливо:
— Ну что, старички, хотя бы до яиц поднимете?..
Посрамленные "старики" вереницей потянулись на улицу, а Павел с этого дня стал регулярно тренироваться со штангой и быстро восстановил свою
— Ну что, Котофеич, поработаем?
Так и привилось имечко. А потом Павел научил кота и охотиться. Как-то Павел был в наряде рабочим по кухне, а Котофеич спал на старом бушлате в кладовке. Павел сидел на крыльце и отдыхал после вечерней мойки посуды, как вдруг на крыльцо кочегарки вышел кочегар, парнишка из призыва Павла по фамилии Черкасов, он тащил за хвост громадную крысу.
Павел окликнул его:
— Эй, ты где ее взял?
— Да вот только что грохнул. Понимаешь, сплю, а она, падла, прямо по мне пробежала. Ну, я ее куском угля…
— А тащишь куда?
— Да зарыть надо…
— Не надо зарывать, я ее Котофеичу скормлю…
— Да хоть сам ешь… — проговорил Черкасов, бросая крысу в траву.
Павел вытащил из кладовки Котофеича. Котенок недовольно вертел головой, зевал, сонно прижмуривая глаза. Павел поставил котенка прямо на крысу. Зверь, почуя добычу, завертелся на туше, но что с ней делать, не знал. Черкасов стоял рядом с Павлом и с интересом наблюдал. Проговорил, с ностальгической грустью:
— У меня дома кошка есть, она крыс в стайке ловит… И своих котят учит ловить. К нам со всей деревни за котятами приходят… А этого кошка не учила, не будет жрать…
— Посмотрим… — проворчал Павел, и пошел в кочегарку.
Прихватив там лопату, он вернулся к крысе. Котофеич все так же бестолково бегал по ней, не понимая, с какого конца приступить. Она была, пожалуй, побольше котенка раза в два. Павел подхватил котенка под живот, и попытался поднять, но тот вцепился в крысу, и Павел поднял их вместе. Еле-еле отодрав его от крысы, Павел рубанул ее пару раз лопатой, и снова посадил на нее котенка, и тут он учуял… Растопырив лапки, с рычанием вгрызся в сочащийся кровью разруб.
Черкасов сказал изумленно:
— Неужто будет крыс ловить?
— Посмотрим… — обронил Павел, втыкая в землю лопату, чтобы стереть с нее крысиную кровь.
Он напился чаю и собрался идти в казарму спать, вышел на крыльцо. Из темноты доносилось вурдолачье урчание и смачный хруст. Павел позвал котенка, но тот, похоже, и ухом не повел. Пожав плечами, Павел пошел спать. В шесть часов он поднялся, и пошел на кухню, растапливать печку. Котенок сидел на своей добыче и самозабвенно жрал. Он уже раздулся, как шарик, но оторваться не мог. Павел испугался, как бы он не лопнул, хотел оторвать от крысы, но не тут-то было! Тем более что котенок до ушей вымазался в крови. Плюнув, Павел ушел на кухню. В конце концов, зверю виднее, сколько есть…