Ефрейтор Икс [СИ]
Шрифт:
— Щас… Тока шнурки поглажу, и начну штаны снимать…
Темная злоба поднялась из самых потаенных глубин Крыниной души. Он шагнул вперед, и без замаха, как учил его дружок, дернувшись всем телом, ударил ножом, целясь парню под сердце. Но рука, будто в капкан угодила, что-то жестко пригнуло Крыню к земле, потом руку резко рванули назад, и она гулко хрупнула в плече. Крыня закричал бы от дикой боли, но голос пропал, он, будто провалился куда-то вовнутрь. Потом Крыня вновь увидел перед глазами парня. Отшвырнув нож подальше, он спокойно взял Крыню за шиворот, деловито пригнул голову к земле, ударил коленом в лицо, потом еще, и еще. Крыня безвольно мотался у него в руках, и только глухо икал. Наконец парень перестал его бить, отстранив на вытянутую руку, критически осмотрел побитую физиономию, и отпустил воротник. Крыня посчитал, что
Когда Крыня очнулся, парень стоял над ним и с любопытством разглядывал. Вставать Крыня не спешил, лежал и ждал, что будет дальше. Однако было похоже, что бить его парень больше не собирался. Он насмешливо заговорил:
— Тяжелая у тебя работенка… Столько риска, беготни… Ну взял бы ты на мне тряпок сотен на пять, да сам бы, что ли потащил на толкучку? Нет, загнал бы какому-нибудь скупщику за сотню. Так что, поразмысли. Может, ума наберешься… Про совесть я уж и не говорю. Вы же, твари, у людей последнее забираете, чтобы пропить на своей малине. Вас давить надо, как клопов. А тем, кого ты до меня ограбил, каково было до дому в мороз добираться?..
И он зашагал прочь, твердо врубая в снег высокие каблуки своих модных сапог. В ночи долго слышался злой, пронзительный визг снега.
Ума Крыня набрался. Нож он больше с собой не брал, завел увесистый мешочек с дробью. От удара таким мешочком человек на долго терял сознание, а на голове не оставалось ни малейшего следа, и опознать грабителя он потом не мог бы. В Крыне укоренилась и расцвела буйным цветом лютая ненависть ко всяким странным парням, которые ресторан и девочек меняют на долгие вечера в душных и вонючих спортзалах.
Крыне везло, хоть сам он этого даже не подозревал, считал, что так и должно быть; за год он ни разу не попался. Тут и дружок освободился. У него еще дружки нашлись. Решили пошарить на меховой фабрике. Крыне выпало стоять на стреме, на автобусной остановке. Ловко было задумано; ну стоит парень на остановке, ждет автобуса, ведь ближе к полуночи редко они ходят, тем более на окраине. Неподалеку, приткнувшись к обочине, стоит угнанный накануне инвалидский "Запорожец". Как раз за остановочным павильоном, почти вплотную приткнутом к забору, огораживающему фабрику, имелась дыра, через которую мужики-скорняки, видимо, ходили за водкой. Если на остановке никого не будет, Крыня должен будет перекинуть через забор ком снега. А там, проще некуда; выскочили в дыру, покидали мешки с добычей в машину, двое смываются на машине, остальные на автобусе. Главное, не дергаться, и спокойно ждать его на остановке, когда машина с добычей уже уедет.
Время подбиралось к полуночи, пора было уже появиться тем, кто шарил на фабрике, как вдруг к остановке вышли две девушки и парень. Весело пересмеиваясь, они о чем-то болтали. Тут-то и вылезла на крышу фабрики компания с мешками. Крыня похолодел; оказалось, фонарь, горящий на остановке, ярко высвечивал фигуры на крыше. Не додумались заранее разбить его.
Парень, заметив людей на крыше, крикнул, дурачась:
— Эй, слезай, закурим!
Ему и в голову не пришло, что он невольно оказался свидетелем ограбления. Девушки звонко расхохотались. Пересмеиваясь, они глядели на крышу. Фигуры на плоской крыше бестолково заметались. Крыня выхватил из кармана длинное шило, подскочил к парню, и воткнул ему под левую лопатку. Парень изумленно повернулся к нему, спросил:
— Ты чего?..
Но Крыня уже втыкал шило в спину девушке, и тут почувствовал плотское удовлетворение, будто не резал женщину, а трахал. На крыше сообразили, что свидетелей больше нет, ссыпались вниз по пожарной лестнице и вскоре полезли из дыры, с белыми, перекошенными лицами, раздраженные и злые, после пережитого ужаса.
Бежать из города было нельзя, Крыня это понимал. Но как хотелось подальше скрыться из этого города! Страх жил в животе. Постоянно, и днем и ночью холодил кишки. Идя по улице, Крыня шарахался от каждого милиционера, но потом сообразил, что брать его будут люди в штатском. Незаметно и неожиданно подойдут с боков, возьмут под руки, откуда ни возьмись, подъедет машина… И потом ожидание исполнения приговора… Говорят, в камере приговоренных не гаснет свет, каждую неделю водят в баню, каждый день — на прогулку, и с одной из прогулок, или из бани, они уже не возвращаются… До Крыни
По мере того, как убийство отдалялось, а Крыня все еще был на свободе, он будто воспарял к небесам, и вдруг почувствовал себя волком в овечьей стае; он ходил по улицам, и с прищуром прикидывал, как всадит заточку в того мужика, или как перерезать глотку вон тому, мордастому, с уверенным и твердым взглядом маленьких глазенок…
Потом Крыня участвовал еще в нескольких "делах". Хоть его и опасались, но явно не уважали. А опасались потому, что бессмысленным убийством он мог за бандой пустить по следу все городское угро. Крыня получал бросовые доли, его это злило, но сам он организовать ничего не мог, а потому и шестерил. Погорели на ювелирном магазине. Вернее, магазин-то они обчистили, но не озаботились заранее договориться о сбыте рыжевья, вот их и взяли на хате липового скупщика, который оказался ментовской подсадкой. Дали пятнашку. И тут, где совсем не ожидал, на зоне, привалило счастье. Однажды случайно заметил, как Ломанный шлифует крупный алмаз. То, что это именно алмаз, а не стекляшка, поверил как-то сразу, хоть и видел настоящий алмаз раз в жизни, и то маленький. Долго пас Ломанного, пока не засек, как он прячет алмазы. Этот старый тертый зэк был, будто фокусник; ни в один шмон у него никогда ничего не находили. А он и неплохую финку имел, и деньги у него водились, хоть никого из родных у него на воле не было. Крыня попытался изводить Ломанного, но тот оказался кремень-мужик, Крыня сам чуть не схлопотал перо в бок. Пришлось инсценировать самоубийство. Хорошо хоть Ломанный особняком держался, никакой силы за ним не стояло.
Вроде все обошлось, и Крыня начал успокаиваться. Сидеть, правда, оставалось еще долго, но с такой заначкой можно было с легким сердцем и подольше чалиться. С такой заначкой он уже не будет шестерить при всяких мелких авторитетах, сам пахан ему сапоги будет чистить. Да что пахан?! Теперь Крыня сможет жить где-нибудь в покое и достатке, крутиться в компании солидных жучков, попивать коньячок, а девочки на него сами будут вешаться.
Мечты быстро померкли, когда начал ходить вокруг, да около кошачьими шажками молодой, да шустрый следователь. Два раза приезжал на зону, задавал осторожные вопросы. И понял Крыня, всплыло что-то из мехового дела. А тут еще и лагерное начальство принюхиваться стало, видно стукнул кто-то насчет Ломанного. И понял Крыня, надо спасаться, пока в СИЗО не выдернули. Заметался Крыня, но как ни крути, а с зоны его мог вытащить либо Гиря, либо сам пахан зоны, но тому пришлось бы рассказать все. И неизвестно, вытащил бы он Крыню с зоны, или на правеж поставил за Ломанного? А Гиря еще двоих потащил. Ладно, Губошлеп нужен. Крыня помнил неудачу с золотом. Но вот Гире пора в болото. Ишь, хитрый… Придумал, бушлатами меняться, чтобы Хмырь и Губошлеп не знали, у кого камни. На Гире был бушлат Крыни, а камни в воротнике зашиты. Вон, ясно видно, углы вздуваются. Мудрит что-то Гиря… Все! Отмудрился…
Крыня вдруг ткнулся в спину Губошлепа. Размахиваться ногой было негде, двинул по спине прикладом. Губошлеп плаксиво заныл:
— Ты чего?.. Все остановились. Вон, Хмырь что-то увидел…
Хмырь стоял на краю болота и вглядывался в даль. Наконец повернулся, окинул компанию ненавидящим взглядом, нехотя проворчал:
— Человек через болото идет…
Все долго вглядывались в колеблющееся над болотом марево, но так ничего и не увидели. Гиря сказал с восхищением:
— Ну и глаза у тебя…
— Глаза глазами… Переждать надо. Он к тому же ручью идет, что и мы, а в этих местах только по ручьям и можно ходить. Надо пропустить его вперед.
Крыня сипло заорал:
— Ково, вперед?!. У него жратва, курево, документы! Само в руки плывет…
Гиря почему-то отметил про себя, что Крыня употребил типично сибирское словцо — "ково", значит, тоже сибиряк. Но, поди ж ты, тайги совсем не знает…
Хмырь насмешливо бросил:
— Ты, вроде, не голодаешь… Да и до железки уже не так далеко осталось. А там — Томск, а в Томске, ты сам говорил, у тебя кореша есть…