Ефрейтор Икс
Шрифт:
Рота вразнобой поздоровалась. Видимо всех немного ошарашила эта неожиданность ухода на покой бессменного Сухаря. Новый командир брезгливо покривился, но ничего не сказал.
Сухарь вновь прошелся вдоль строя, сказал, ни к кому не обращаясь:
– Сегодня прибыло пополнение… – оглядев строй, договорил: – Рядовой Волошин назначается оператором на высотомер, рядовой Кузьменко – планшетистом, рядовой Задорожний – электромехаником на Дубраву, остальные – радисты. Разойтись…
Павел подошел к нерешительно топтавшимся новобранцам. Трое – щупленькие парнишки, в обмундировании,
Павел спросил:
– Кто Волошин?
– Я… – к Павлу подошел один из молодых. Держался он свободно и независимо.
– Пока устраивайся. Получи у каптера постельное белье, принеси койку со склада. Я сдам наряд, пойдем на станцию. Посмотрю, чему тебя в учебке научили…
Павел прошел в казарму. У тумбочки стоял сонный, грустный Могучий и теребил пустые ножны на поясе.
– Ну что, метатель? – ядовито осведомился Павел. – Где нож?
– Ты же сразу выскочил, ты и подобрал… – плаксиво протянул Могучий.
– Была нужда в темноте, да еще в шиповнике шарить… – бросил Павел и прошел в спальное помещение.
Дневальный и патрульный свободной смены мыли полы. Никанор, который должен был принимать наряд у Павла, в углу у вешалки о чем-то разговаривал с Кузьменко и Задорожним.
Павел крикнул:
– Никанор! Ты наряд собираешься принимать?
– Не собираюсь, – усмехнулся он. – Так что придется тебе до дембеля дежурным ходить. Потому как нож тебе никогда не найти.
– Естественно. Ты ж его стырил, и спрятал у себя на АСУ. А там у тебя можно сушеного мамонта спрятать, никто не найдет.
Звеня ключами, к новобранцам подошел каптер, и они ушли получать постельное белье. Павел оглядел влажно блестевший пол, наряд справился с задачей. Павел прошел по коридору, остановился возле Могучего, смерил его взглядом:
– Чего нож не ищешь? Довыпендривался…
– Все кидают… – протянул Могучий.
– Я не кидал и не кидаю. Дурацкое занятие. Только в кино такие армейские ножи протыкают человека до рукоятки. Бросают специальные, метательные. Ищи нож. Мое дело маленькое, у тумбочки тебе торчать. Не дай Бог уснешь!.. – Павел двинулся по коридору в сторону столовой, но остановился, обернулся к Могучему, спросил: – Слушай, Могучий, а если б ты мне глаз выбил? – он промолчал, нерешительно пожал плечами, видно было, что ему очень стыдно. Огромный, гимнастерка на плечах чуть не лопается, выглядел он сейчас нелепым, жалким и смешным. – Ищи нож, – мстительно бросил Павел. – Иначе будешь торчать у тумбочки до посинения.
В столовой, сунув голову в амбразуру, Павел заорал:
– Хаджа!
– Чего орешь? – спокойно осведомился Хаджа, выворачиваясь из-за шкафа.
– Ты мне завтрак оставил?
– А как же…
Он выставил две миски. Вкусы Павла и пристрастия он давно изучил. В одной миске чуть-чуть гречневой каши, обильно политой
Ходжа был толстым, добродушным таджиком, но рожу имел совершенно басмаческую, как в кино показывают. Сначала он был электромехаником, но ему надоело выполнять ту же работу, которую он выполнял в своем кишлаке, и когда Голынский собрался на дембель, заявил, что очень хорошо умеет готовить. Готовил он, действительно, отменно. Был он из призыва Павла, так что до дембеля расстройства желудка можно было не опасаться.
Только Павел принялся за кашу, как вошли оба капитана, а за ними – Лаук. Молодой капитан посмотрел на миски Павла, желчно осведомился:
– Это что, диетическое питание для старичков? – и, обращаясь к Павлу: – Ефрейтор, почему сидите, при появлении старших начальников?
Невозмутимо зачерпнув ложку каши, Павел ответил:
– Потому что сижу в столовой и занят приемом пищи, – демонстрируя это занятие, Павел отправил кашу в рот.
Капитан бешено посмотрел на него. Невозмутимый Сухарь подхватил его за локоть, и вывел из столовой, что-то, тихонько говоря на ухо. Павел подумал, что советовал прочитать устав.
Сашка с миской подошел к столу, сел напротив, спросил:
– Что, на вторые сутки пошел?
– А какая мне разница? – равнодушно пробурчал Павел.
Вошел Никанор, подсел к столу, заговорщицки склонившись к столешнице, заговорил в полголоса:
– Есть выпивон…
– Что, хохлы принесли? – равнодушно осведомился Павел.
Большое лицо Никанора расплылось в блаженной улыбке. Он был старше Павла на пять лет. Его почему-то с большим опозданием взяли в армию. И представлял собой этакий тип русского хозяйственного мужичка, который и выпить не дурак, и дело разумеет.
– И откуда ты все знаешь… – протянул Никанор.
– А чего тут не знать? – ухмыльнулся Лаук. – Достаточно знать хохлов, и видеть, как ты с ними в уголке шепчешься…
– Могучий! – крикнул Павел в коридор.
Бухая сапогами, дневальный примчался в ту же секунду. Павел достал из кармана бумажник, вытащил трешку, протянул Могучему. Лаук и Никанор тоже достали деньги.
– Сбегай в поселок, купи банку маринованных огурцов, а на остальное колбасы, если будет. Если не будет – банку помидоров, ну и закусить, на твое усмотрение… Занесешь ко мне на станцию, оставишь в бомбоубежище.
Могучий нерешительно топтался на месте, кидая на Павла выразительные взгляды. Конечно, Павел бы его еще сутки мог промучить, но решил сжалиться. Вытащил нож из-за голенища, протянул ему:
– Держи, диверсант…
Он схватил нож, радостно всадил его в ножны и затопал прочь по коридору.
Позавтракав, Павел сдал Никанору оружейную комнату, ротную бухгалтерию, прихватил у Хаджи буханку черного хлеба, шмат сала, несколько луковиц и прошел в спальное помещение.
Каптер, хоть и сержант, но из весеннего призыва, дрессировал салаг заправлять койки. Те, и Кузьменко с Задорожним тоже, терпеливо заправляли в очередной раз перевернутые матрацы.