Ефрейтор Икс
Шрифт:
Павел некоторое время стоял, наблюдая за дрессировкой. Вот постели заправлены, и каптер снова собрался их перевернуть. Павел осведомился ядовито:
– Что, большой начальник? Давай, переворачивай, сам заправлять будешь. Волошин, пошли на станцию.
Волошин нерешительно топтался на месте, глядя на каптера. Напуская на себя жуткую свирепость, Павел рявкнул:
– Что, не ясно?! Повторить?!
Каптер примирительно протянул:
– Ну, чего ты кричишь? Порядок есть порядок…
Павел резко повернулся, пошел прочь по коридору. На полпути
– Сколько я должен ждать? – вкрадчиво, но с угрозой осведомился Павел.
Косясь на каптера, Волошин, наконец, затопал за ним. Павел шел молча, торопливо. Волошин поспешал следом. Теплый ветерок приятно овевал лицо. Хорошо! Павел терпеть не мог толчею и многолюдство казармы. Любил тишину и полумрак капонира, одиночество среди приборов. И Волошин, в общем-то, ему не был нужен. Однако осенью домой, надо смену подготовить…
Котофеич уже дома, лежит на солнышке на конце бревна, торчащего из глинистой насыпи крыши капонира. Увидев Павла, предупредительно муркнул.
– Отдыхай, Котофеич… – благодушно проговорил Павел. – Ты, Волошин, его не обижай. Это замечательный кот. Потом поймешь, чем он замечателен…
Павел показал Волошину станцию, сказал:
– Давай, включай, покажешь, чему тебя учили…
Волошин равнодушно оглядел приборы, сказал:
– Ничему меня не учили…
– Как?!
– Да я в полку был, в роте управления…
– Понятно, откуда у тебя почтение к лычкам… – протянул Павел. – Эт, что же, тебя с самого начала обучать придется?
Волошин пожал плечами.
– Ладно. Для начала возьми канистру, за дизелем стоит, и сходи за водой. Вода и для питья тоже. Смотри, из какой-нибудь параши не набери. Помой полы в фургонах.
Хоть Павел был и на офицерской должности, но полы в фургонах мыл сам. И теперь с удовольствием думал, что избавился от этой неприятной обязанности. Волошин ушел с канистрой к колонке, торчавшей возле хоздвора. А Павел сел к столику, расчертил лист бумаги сеткой азимута и дальности, нанес маршруты, по которым обычно летают гражданские самолеты.
Волошин старательно мыл полы, когда пришли Лаук, Никанор и оба пожилых салаги. Павел провел их в бомбоубежище, включил свет. Расселись на рундуки. Некоторое время стесненно молчали, переглядываясь. Наконец Кузьменко громко кашлянул, сказал:
– Ладно… – и развязав солдатский сидор, с которым пришел, достал две бутылки водки, поставил на столик.
Никанор весело подмигнул Павлу, напомнил:
– Где посуда?
– Закусон прибудет, появится и посуда.
Тут открылась дверь, и в убежище влез Волошин. Рукава гимнастерки засучены, с пальцев капает грязная вода. Хитрая бестия действует строго по уставу, видно полковую выучку. Он обратился к Никанору, самому старшему по званию:
– Товарищ сержант, разрешите обратиться к товарищу ефрейтору?
– Павел резко оборвал его:
– Здесь я самый старший по званию!
Волошин с минуту оторопело смотрел на него, видимо принимая
– Это так. Он на офицерской должности, начальник станции и замкомвзвода Дубравы-пээрвэ. Так что, Лаук у него в подчинении…
– Это кто у кого в подчинении?! – возмущенно вскричал Лаук.
– Руки иди помой! – зло выговарил Павел. Почему-то Волошин его раздражал. Чувствовалась в нем какая-то неподатливость, нежелание идти на сближение. Ощущение такое, будто он и Павел, одинаковые полюса магнитов. Чем больше приближаешься, тем большая сила отталкивания возникает.
Волошин ушел. Кузьменко с Задорожним с любопытством смотрели на Павла, будто чего-то ждали. В капонире вдруг забухали сапоги, и в низенькую дверь чуть не на карачках влез Могучий, веселый и довольный. Из мешка выставил банку с огурцами, выложил сверток с колбасой, выжидательно посмотрел на Павла. Павел посмотрел на мешок.
– Как договаривались… – весело проговорил Могучий.
– Смотри… – протянул Павел, пронизывающим взглядом глядя на него. – Тебе сегодня на дежурство. Водки не набрал? Поди, успели скинуться, салаги…
– Я что, дурак? – ухмыльнулся Могучий. – Так, кое-чего пожевать взял…
– Ладно, иди в роту. После обеда ложись спать. Скажешь, я разрешил.
Могучий развернулся и полез наружу, в мешке его явственно зазвенело стекло.
Павел достал стаканы, хлеб, лук, сало, сказал:
– Забирайте все, и пошли на свежий воздух. Весна ведь…
Кузьменко осторожно выговорил:
– А если засекут?
– Не засекут… – обронил Павел, прихватывая телефон.
Между насыпью кровли капонира и горкой приемопередающей кабины, была довольно уютная выемка в земле, заросшая густой травой. Даже теперь, когда еще свежая трава не пробилась, многолетний слой пружинил под ногами. С какой стороны ни подходи к станции, а пирующую компанию ни за что не разглядишь.
Лаук расстелил плащ-палатку, и на середину выставили бутылки, закуску. Откуда-то как призрак возник Котофеич. Кузьменко, случайно бросив взгляд назад, вдруг наткнулся на два глазища, горящих желтым светом, серьезно и хмуро глядящих на него. Он аж вздрогнул.
– Тьфу, леший!..
Павел проворчал:
– Это не леший, а Котофеич. Мой заместитель.
Кот деликатно уселся на плащ-палатку рядом с Павлом. Никанор деловито откупорил бутылку. Нарезая сало, Лаук со смехом сказал:
– Хорошо, когда появляются хитрые салаги…
– Это почему? – машинально спросил Никанор.
– Старичкам выпивку обеспечивают…
– Ну и что такого… – пожал плечами Никанор. – Положено. Да и за знакомство не грех… К тому же ребята не молодые, от стакана не окосеют.
На Сашку, видимо, опять накатило. С ним это иногда бывает.
– Подмазываются к нам, старикам. Не видишь, что ли?
– Ну, подмазываемся! – Задорожний исподлобья посмотрел на Лаука. – Мы не в том возрасте, чтобы от пацанов, на пять лет младше себя, терпеть всякое…