Ефрейтор Икс
Шрифт:
Павел сразу засек новую цель. Видимо это был скоростной истребитель. Часто меняя высоту от ста до шестисот метров, он выписывал замысловатые вензеля. Павел еще несколько раз выдал данные, каждый раз данные по ноль пятой цели, произнося особенно отчетливо.
Послышался раздраженный голос Кузьменко:
– Что ты мудришь? Ноль пятая – обычный кукурузник, а ты ее то в одно, то в другое место помещаешь. Да еще и высоты даешь…
– Ты рисуй, да помалкивай… – проворчал Павел, и в очередной раз скороговоркой выдал воздушную обстановку.
– Ефрейтор, смотрите внимательнее.
Наконец включилась "Дубрава". Газмагомаев часто терял ноль пятую. Она ныряла среди местников. Высотомер всегда низколеты видит лучше "Дубравы". А потому Павел иногда к высоте ноль пятой добавлял и две другие координаты.
– Чего ты прицепился к ноль пятой? – снова проворчал Кузьменко. – Она что, и правда так мечется?
– Ты рисуй, рисуй… – проворчал Павел.
Наконец ноль пятая на высоте в пятьсот метров быстро ушла за пределы видимости высотомера. Павел выдал данные по последней засечке, и спокойно продолжил работу по маршрутным целям. Осталось только две цели, работа пошла скучно, вяло. Кузьменко вдруг проговорил:
– Ну, как Ленка? На высоте оказалась?
– В каком смысле? – удивился Павел.
– Ну, не зря же ты ее на станцию водил? В бомбоубежище оприходовал?
– Кузьменко, прекратите базар! – вдруг ворвался раздраженный голос командира.
– Ефрейтор, пять суток ареста, с содержанием на гауптвахте.
– За что?! – изумленно взвыл Павел.
– Ефрейтор, еще пять суток ареста, с содержанием на гауптвахте, за пререкания с командиром.
Павел молчал. Темная злоба поднималась из самой глубины души. Хотелось сорвать с головы гарнитуру и с маху хватить ее об пол.
– Ефрейтор, вы что, устава не знаете? – снова послышался, на сей раз вкрадчивый, голос командира.
Павел явственно ощутил себя слизняком под подошвой сапога, и стиснул зубы.
– Пять суток ареста, с содержанием на гауптвахте, за незнание устава, – медленно, раздельно проговорил командир.
Павел снова промолчал, но и командир больше не докапывался.
Отвернув от лица микрофон, Павел вслух сказал, обращаясь к Котофеичу, дремлющему на шкафу:
– Интересно, с какого хрена он сорвался?..
В наушниках послышалось:
– Я тебе покажу такой хрен, что служба медом не покажется…
Станции вскоре выключили, и Павел пошел спать. Котофеич отстал на полпути, подался по своим каким-то ночным делам.
Утром на разводе командир приказал Павлу выйти из строя. Вызвал дежурного по роте, которым был Лаук.
Сделав брезгливый жест в сторону Павла, приказал с отвращением:
– Увести и запереть…
Сашка приложил ладонь к пилотке, четко развернулся и ушел в казарму. Командир изумленно посмотрел ему вслед. Павел видел, что командир в замешательстве, и чуть не расхохотался. Но тут появился Сашка в сопровождении патрульного и дневального свободной смены, вооруженных карабинами.
– Штыки примкнуть! – отрывисто скомандовал Лаук.
Лязг металла разнесся далеко вокруг в тишине. Рота замерла. Впервые в этой роте человека сажали на губу. Событие знаменательное. Командир смотрел на всю компанию, и видно
Лаук шел впереди, звеня ключами, за ним, ссутулившись и заложив руки за спину, брел Павел, позади с карабинами наперевес топали патрульный с дневальным.
На губе было прохладно, свет еле сочился через крошечное зарешеченное окошко под самым потолком. Павел лег на "вертолет", деревянный щит, сколоченный из не струганных досок наподобие пляжного лежака, и расхохотался. На душе было легко и весело. Через час лязгнул замок, в дверях стоял Лаук. Он отступил в сторону. В узкий дверной проем протиснулся дневальный свободной смены с двумя матрацами. Постелив матрацы на "вертолет", Павел застелил их чистой простыней, сверху постелил одеяло и лег.
Лаук покрутил печатью на цепочке, позвенел ключами, сказал:
– Вечерком чаи погоняем на свежем воздухе. Отдыхай.
После обеда, когда Павел сытно покушав, приложился поспать, загремел замок. В проеме дверей рядом с Лауком стоял командир. Лицо его медленно вытягивалось, наливаясь кровью. Павел не торопясь, встал, широко зевнул. Командира в этот момент прорвало; он заорал нечто непотребное и матерное. Бросился в камеру и вышвырнул матрацы наружу.
Дверь с грохотом захлопнулась. Лаук сел на "вертолет" и весело захохотал, потом растянулся во весь рост, и со вкусом потянулся.
Павел проговорил хмуро:
– Матрацы мог бы и на ночь прислать… – и тоже растянулся на "вертолете".
– Я это специально, – усмехнулся Лаук. – А кэп устава не знает. Вертолеты только на ночь полагаются. Да и не на долго мы здесь. Кузьменко в столовой рассказывал, что тебе пятнадцать суток губы объявили за то, что ты обыкновенный кукурузник в разные места помещал, и разные высоты давал.
– Ну? Это ж не кукурузник был…
– Вот те и загну! Это салага Кузьменко не понимает, а ты то должен понять?
– Чего, понять?..
– Это ж контрольная цель была! Значит, со дня на день учения начнутся, а мы тут будем сидеть. Представляешь, какую клизму кэпу вставят?..
– Точно… – Павел конфузливо усмехнулся. – На меня так подействовали эти пятнадцать суток… Понимаешь, представления не имею, за что он на меня так…
После ужина явился Никанор с чайником и Могучим, тащившим сразу четыре матраца.
– Никанор, тут для третьего вертолета места нет, – насмешливо сказал Лаук.
– Валетом спать будем, – проворчал Никанор, расставляя на земле рядом с дверями кружки.
Они не торопясь, прихлебывали чай, жмурясь на закат. Огромный Могучий, стискивая в лапище кружку, искательно проговорил:
– А не сбегать ли завтра в магазин? А то мы все на станции да на станции пили, не худо бы и на губе выпить. Обмыть ее, так сказать…
– А что, это идея, – засмеялся Никанор.
– Кто по включению бегает, Волошин? – спросил Павел Никанора.
– Не было еще включений высотомера. К тому же на КП полка дали выход из строя высотомера, – проговорил Могучий. – А Волошин все гараж строит командиру. Кстати, тебе объявлена благодарность в приказе по полку за отличную работу по контрольной цели.