Его другая

Савицкая Элла

— Люби меня, пожалуйста, — шепчу ему в губы, — как никого люби.

— Люблю, — отвечает он, делая рывок вперед, — как никого.

Мы сплетаемся в одно целое, делясь общим дыханием на двоих, шумными стонами. Моими, пропитанными отголосками боли и удовольствия от того, что это с ним происходит мой первый раз. И его — сдавленными, хриплыми, надсадными. Неистово целуя меня, Давид ускоряется. Его толчки становятся четче, ритмичнее, глубже. Сильные руки гладят меня, мнут кожу. Я еле дышу под давлением тяжести его тела, но схожу с ума от щемящих ощущений.

В какой-то момент Дав несколько раз содрогается,

простреливая горячим воздухом моё горло, и застывает.

Биение его сердца отдаётся эхом во мне. Моё стучит точно так же. Надрывно, болезненно, отчаянно.

Прижимаюсь к нему крепко-крепко и отпустить боюсь.

— Останешься сегодня со мной?

— Останусь.

Глава 41

Оля

Наверное, нельзя быть такой счастливой, какой была я в этот момент. Это непростительно. Вселенная накажет, я точно знала, но отпустить его не могла. Не в эту ночь.

Мы лежали в обнимку не знаю сколько времени. Я дышала им, грелась, как от самого яркого костра. Всё, что было во мне заморожено, оттаяло.

Давид перебирал моим волосы и молчал, глядя в потолок.

— Мариам говорила, что когда ты ушел в тот вечер, твоя мама была очень зла, — прижимаюсь губами к его плечу.

— Да. Пришлось соврать, чтобы пойти за тобой.

Мари рассказывала, что буквально через десять минут после моего ухода Давид встал из-за стола, ушел говорить с кем-то по телефону, а потом подозвал к себе отца и уехал. Тигран Арманович сказал, что Демьяну нужна помощь с пьяным соседом. А когда Давид вернулся с порезом и сбитыми костяшками эта версия подтвердилась. Он сказал, что написал заявление в полиции и присутствие родителей не обязательно, ведь он уже давно совершеннолетний.

— Если бы ты не приехал тогда… — внутренне вздрагиваю, а Давид резко ложится на бок.

— Я бы приехал. Тогда за столом… это было пиздец как сложно.

Тянусь к нему и коротко целую в губы.

— Давай не будем об этом.

Дав кивает.

— Я покурю пойду на кухню, можно?

— Конечно.

Наблюдаю за тем, как он надевает трусы и джинсы, а потом уходит на кухню. Напряженный, далёкий. Не похожий сам на себя. Причину такого его состояния я прекрасно знаю. Первые эмоции от встречи стихли, и внутри снова поселился страх перед неизбежностью. Теперь, когда я знаю, что потерять его будет не просто больно, это будет сродни маленькой смерти, думать об этом панически страшно.

Но я не жалею о том, что сделала. Ни капли не жалею.

Встав с кровати, надеваю трусики с футболкой и отправляюсь следом за ним.

Давид курит в открытое окно. Невольно засмотревшись на его спину, подхожу и обнимаю его. Лащусь щекой и вдыхаю запах его кожи.

Поверх моей руки ложится горячая ладонь. Выдохнув облако серого дыма, часть которого попадает в квартиру, Дав гасит сигарету и оборачивается в моих руках.

Опирается бедрами на подоконник и прижимает меня к себе. Думает о чём-то, а я не мешаю. Эгоистично наполняю себя его присутствием. Я устала думать. Так устала. Мне бы просто его рядом и больше ничего не нужно.

— Я завтра скажу отцу, что не женюсь на Ани.

До меня не сразу доходит смысл сказанного. Пара секунд уходит

на то, чтобы информация дошла до мозга.

Резко вскидываю голову, подумав, что мне послышалось.

— Что?

Выражение лица Давида прочитать не могу. Только вижу, как в карих глазах жизнь кипит, а сам он сильно напряжен.

— Скажу, что не женюсь, — повторяет отстраненно, убирая с моего лба волосы. Будто усиленно о чем-то размышляет, — Пока поживу у Демьяна или Сани. А как найду работу, сниму нам с тобой квартиру. Мари говорила, что эту квартиру вы продаёте, поэтому найдём съемную. Ты будешь учиться. Если поступишь на бюджет — отлично, а если нет, то тоже не проблема. Можно будет взять подработку, я и в айти последнее время немного разбираюсь. Тогда сможем оплачивать твоё обучение. Сильно шиковать по первой не будем, но это ничего. Со временем всё устаканится, и…

— Подожди, стой, — подаюсь назад, лихорадочно исследуя его взглядом. Сердце оглушает ударами, я ничего не понимаю из всего, что он только что сказал. Слишком большой поток информации для моего воспаленного сознания, — О чём ты?

— О нас.

— Ты не женишься?

Озвучиваю единственное, что выхватило моё обезумевшее сердце.

Давид коротко мотает головой.

— Нет.

Мне кажется, что я начинаю задыхаться. Прикладываю к груди руку, не в состоянии справиться с эмоциями. Эти недели без меня для него тоже были невыносимыми? В груди назревает шар с кипятком, что вот-вот выплеснется наружу.

Он сделает это ради меня? Нарушит традиции их семьи? Не сдержит данное родителям обещание?

На то, чтобы переварить нет времени. Поддавшись порыву, бросаюсь Давиду на шею, и не справляясь со слезами. Они текут по щекам, а я только чувствую, как он крепко меня обнимает. Весь натянутый, как струна, собранный, словно зверь перед прыжком.

— Я люблю тебя, — шепчу, покрывая его лицо короткими поцелуями. — Люблю.

— И я тебя, — отвечает на мои поцелуи, а потом вдруг обхватывает мой затылок и проталкивает в рот язык.

Целует глубоко, жестко, надрывно. Губы пекут от его щетины, но мне плевать. Мы будем вместе! Я и он!

— Нам не надо снимать квартиру, — отстраняюсь, заглядывая в черные глаза, — папа подарит мне однокомнатную после продажи этой.

Молча кивнув, Давид не выглядит слишком счастливым.

— Тогда уже легче. Но мне всё равно вещи свои нужно куда-то перевезти на это время будет.

— Зачем? — не понимаю я.

Долгий взгляд глаза в глаза, а потом Давид снова тянется за сигаретой. Подкуривает ей и отворачивается к окну.

— Потому что родители не примут этого моего решения.

— Как это?

Мариам всегда говорила эту фразу — «Наша семья не примет другой крови. Они не смирятся, если кто-то из нас свяжет судьбу не с армянином или армянкой». Я думала это что-то типа давней традиции, переходящей из рода в род. Непонятной мне, но всё же. Понимала, что у них так принято, но никогда не задумывалась над сутью. Просто правило, которое нельзя нарушать… а почему нельзя я не знала.

— Не важно, Оль. Просто мне нужно будет съехать и где-то жить по началу, а дальше справимся. Единственное, — он оборачивается, и я застываю под тяжестью его взгляда, — Мариам вероятно запретят с тобой общаться. И со мной тоже.