Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Я на вершине башни медленно, но вместе с тем неуловимо быстро заталкиваю каждую жертву в подходящее и специально для нее созданное зеркало, что на мгновение застывает в воздухе, пока добыча в него падает.
Любовь одной половинки сердца к другому, кровь отца и его сыновей, родство братьев и сестер - все это связывает подвал с вершиной башни еще сильнее. В зеркала бьют руками и головами неслышно умоляющие о пощаде ублюдки, бьют с той стороны постепенно оплывая парафиновыми статуями на пустынном солнце. Кажется, слова произносят обе части меня, хотя можно ли называть частью то, что изначально является
– Сейчас.
– Ни стоящая прямо передо мною Тиа, ни сидящий этажом ниже Лосий даже на секунду не усомнились в том, что я по прежнему остаюсь собой, что я еще не пал и смогу вернуться обратно в нормальное, насколько оно у меня бывает нормальным, состояние.
Хотя, по правде говоря, им ведь надо было бы, сука, сомневаться!
Лосий сияет Синевой, а Тиа изливает из себя Звезды. Сырая сила, не оформленная в техники или сложные конструкты - чистая мощь, бесполезная в сражении, ведь нет воли, что ее направит. Да, даже одна лишь энергия, лишенная хозяина, может быть смертельно опасной, особенно если говорить о такой штуке, как Звезды, но сейчас дело в другом.
Рядом с обоими соратниками стоят неисчислимые зеркала, чье число все множится и множится, словно они сами себя отражают и копируют. Под покровом зеркал, там, где они соприкасаются со стенами, сияют ритуальные знаки, не дающие зеркалам растечься жидкостью по стенам, потерять индивидуальность, обратившись одним огромным мега-зеркалом, после чего пойдет громадный "бдыщ". Зеркала должны забрать душу любого, кто окажется рядом с ними, но пока я есть, до тех пор я запрещаю мерзости коснуться их, а разорвать или хотя бы исказить этот приказ слишком сложно, особенно когда один из я совсем рядом с этими зеркалами, сосредоточен только на них.
Небо втекает в зазеркалье, а Звезды падают в его глубины. Энергия растет, копится, отражается в каждом зеркале и с каждым отражением ее все больше и больше. Эффект начинает походить на каскадную реакцию, и вот эльфийка и человек прекращают накачку, но она и не нужна. Все тот же Отраженный Образ чужих чар множит себя в зеркальном лабиринте, а мне лишь остается запрещать лабиринту изменить попавшее в его лапы слишком сильно.
Это Небо - уже не Небо.
Эти Звезды - больше не Звезды.
И все же они по-прежнему достаточно похожи на свой исток, чтобы Лосий и Тиа их еще чувствовали и могли ими управлять. Их должно раздавить как давлением родных планов, количество силы которых достигло неприличных значений, так и обманчивой Грезой, что зовет их, и чей зов они не могут слышать за тем, что кажется им привычным зовом их классовых сил. Именно здесь в ход вступаю я, причем мое вступление очень похоже на самоубийственную наглость жующего высоковольтный провод хомячка, возомнившего себя бессмертным.
Звезды и Небо мне не принадлежат, и принадлежать не могут, не будут моими никогда. Ну, если я не получу класс на эти силы завязанный, не будут. Сейчас же, они для меня лишь угроза, но не инструмент. Однако, если очень хитрожопый и полностью лишенный башни индивид за что-то возьмется, то он имеет все шансы это что-то совершить, особенно при наличии подходящих инструментов. Инструментов более подходящих,
Отраженные в зеркалах Небеса и Звезды были именно отражениями, картинкой себя реальных, все еще имеющими большую часть свойств настоящей, подлинной силы этих планов, но, вместе с тем, поддающимися моему контролю. Слабо, очень слабо, ведь подчинять их сильнее, пропорционально сильнее меняя их природу, я сейчас не желаю. Мой контроль почти отсутствует, фактически, ограничившись лишь запиранием Образа в зеркальном лабиринте. И, таким образом, на меня приходились одновременные удары, как собственных Грез, так и стремящихся порвать чужого им индивида скопированных планарных сил. Если бы я был один, то простоять под таким давлением смог бы считанные секунды, минуту максимум. Сейчас я тоже не собирался удерживать это долго, но теперь я выдержать мог.
Души, что бились в поверхность кружащихся в воздухе зеркал изнутри, крича и обращаясь воспоминаниями и снами о самих себе. Другие души, точно так же кричащие и медленно погружающиеся в зеркальный пол рядом с другим мною. Они принимали на себя удары, они гибли и сходили с ума, под валом, неостановимым каскадом чужих снов, жизней, памяти. Они же забирали на себя агрессию опасных для меня планов, давая дышать не только мне, но и двум пользователям этих планов, медленно и верно готовящим удар.
В обычных условиях ни Лосию, ни Тиа не подвластны были бы такие объемы их силы, не выдержали бы их тела и разумы такого потока, а если бы и выдержали, то с такими последствиями, что десяток знаков вопроса в Статус покажутся счастьем. Но в этот миг им не нужно держать эту силу, не нужно держать самих себя от падения. Только сплести из нее, такой непривычно податливой и покорной, самые изощренные в их жизнях (даже если говорить о Тиа) планарные чары. А после, в очередной раз презрев здравый смысл и логику этого мира, я заставлю эти отражения забыть о том, что они не настоящие.
Лосий и Тиа создадут лишь муляж, обманку настоящих чар, несущие дай-то боги пятую часть от потенциала истинной Синевы, подлинного Сияния. Но с цепи они спустят, укажут цель и обрушат на адскую мерзость уже не обманку, а снова реальную погибель. Если, конечно же, все это богатство не рванет в самый неожиданный момент. Извергам тогда тоже будет не очень весело, но этот "бдыщ" они, находясь вдалеке и под щитами, переживут, хоть и не все. Да и ритуал им точно распидорасит, но утешение это слабое - насладиться фейерверком не выйдет, если ты и есть часть этого самого фейерверка, причем уже рассыпавшаяся цветным конфетти.
Я внизу отрываю руки от обратившегося провалом в Грезу пола, чувствуя как довывают последнюю ноту принесенные ей души, как их любовь, верность, дружба или родственные чувства к тем, что оказались наверху башни, уже не выдерживают нагрузки и тоже становятся лишь еще одним сном из бесконечности других. Ладони оставляют на почти неосязаемой, почти утратившей реальность поверхности когда-то зеркала куски собственной студенистой плоти, сочащейся ихором и сизым туманом. Шелестит одежда из сиреневых лент, сплетающихся в паутину ловца снов, когда между нитями этой паутины проскальзывают ставшие уже невозможно зыбкими путы, что я наложил на жертвенные души.