Его осенило в воскресенье
Шрифт:
— Иначе говоря, он вызывал у нее физическое отвращение?
— Нет, во всяком случае, не больше других. То, что синьора Дозио с женской непосредственностью называла «непристойностью», я бы определил так: от Гарроне попахивало гнильцой. Он словно бы вобрал в себя, но в гротескном виде, все достоинства u недостатки Турина прежних лет, — Турина, не так давно похороненного и уже начавшего разлагаться. Бережливость у него превратилась в скупость нищего, скрытность — в двусмысленное молчание и намеки, вежливость — в рабскую угодливость, за традиционным стилем жизни скрывались похотливость и другие,
— Значит, Гарроне был подлец в полном смысле слова, — невозмутимо подытожил Сантамария. — Да, но, если он, фигурально выражаясь, был живым трупом, имело ли смысл его убивать? Совершать ритуальное убийство?
— О, на то была тысяча причин! К примеру, для пользы общества, гигиены ради.
— Иначе говоря, это была казнь?
— Если хотите, так. А может, просто убийство из жалости. Помнится, я упорно настаивал на отравлении ради облегчения страданий Гарроне. Вообще-то мы часто меняли свои «планы».
— И все это, даже не видя его, то есть фактически с ним не встречаясь?
На Массимо подуло легким ветерком недоверия и скептицизма, и парус беседы, а вернее, допроса, сразу поник. Массимо с улыбкой посмотрел полицейскому комиссару прямо в глаза.
— Да, фактически не встречаясь, — подтвердил он, пожав плечами.
Минутная пауза. Сантамария, упрямо храня молчание, разглядывал письмо. Он уже несколько раз приходил мне на помощь и теперь имел полное право выказать известное недоверие. К тому же он проявил деликатность в еще одном щекотливом вопросе, а это немало. Редкую деликатность, подумал Массимо.
— Возвращаясь к «Бостону»… — непринужденно прервал молчание Массимо. — Можете себе представить ярость бедной синьоры Дозио, когда я вчера вечером заметил ей, что безупречностью произношения она напоминает мне Гарроне. Я-то говорил из самых добрых побуждений, но она восприняла мое замечание как неоправданную жестокость и очень обиделась. Простила она меня лишь сегодня утром, перед самым вашим звонком.
Вдруг Массимо стало стыдно: перед ним был дуэлянт со сломанной шпагой, стрелок со связанными руками. Но в каких вы лично отношениях с синьорой Дозио? Спите с ней? — вот о чем спрашивали глаза Сантамарии. И добавляли: да, вы прекрасно знаете, что я не могу задать подобный вопрос, и пользуетесь этим.
— Видно, синьора Дозио… женщина импульсивная? — Сантамария, вооружившись карандашным огрызком, снова смело ринулся в атаку.
Массимо засмеялся.
— В известном смысле. Но не настолько, чтобы…
Сантамария тоже вежливо засмеялся.
Нет, надо вернуть ему шпагу, подумал Массимо. Уже два раза я подносил конфету к его рту, а потом быстро отдергивал руку. Он заслуживает вознаграждения.
— Мне вот что пришло в голову, — сказал Массимо, притворившись, будто прикидывает, как это лучше осуществить. — Может быть, сегодня вечером… нет, не сегодня, вы по моей вине и без того потеряли понапрасну тьму времени, лучше завтра… — Он поднялся. — Собственно, почему бы нам завтра не пообедать вместе у меня дома? Не могу заранее поручиться, но надеюсь познакомить вас с синьорой Дозио. Само собой разумеется, если вы сочтете это полезным для дела. Обычно женщины знают больше нас, они больше ездят, более общительны
Сантамария посмотрел на него с неподдельным изумлением. Потом встал и, широко улыбаясь, протянул Массимо руку.
— Бесконечно вам признателен! Как человек и как полицейский я охотно принимаю ваше приглашение… Но не рискую ли я оказаться в вашем приватном театре в положении Гарроне? — пошутил он. — Как персонаж, разумеется?
— О, мы все рискуем оказаться в подобном положении! — усмехнулся Массимо.
IV
Сантамария вошел на цыпочках…
(Среда, вечер)
1
Сантамария вошел на цыпочках, утвердительно кивнув в ответ на немой вопрос вице-префекта Пикко, тихонько ответил на приветствие Де Пальмы и Мальяно и сел рядом с ними.
Снова воцарилась тишина. И по унылой, как во время церковной службы, атмосфере Сантамария, пришедший к середине совещания, безошибочно определил, что расследование не продвинулось вперед ни на шаг. Неясно было лишь, успел ли уже префект отчитать своих помощников. Пикко кашлянул. Мальяно, вертевший в пальцах сигарету, наконец решился закурить. Де Пальма аккуратно поправил складки на брюках. Префект, сидевший неподвижно, несколько секунд мрачно изучал каравеллу с поднятыми парусами, украшавшую абажур его настольной лампы с бронзовой подставкой.
— Ну хорошо, — совсем успокоившись, сказал он. Затем медленно повернул голову к подчиненным. — Хорошо. Наберемся терпения. От торопливости мало проку.
Ага, значит, внушение подчиненные уже получили.
— Ну а как у вас дела, Сантамария?
— Все в порядке, — поспешно ответил Сантамария, с лету уловив, чего от него ждут. — Этот след нас, скорее всего, никуда не приведет. Правда, не возникло и никаких осложнений.
Вице-префект Пикко довольно улыбнулся и посмотрел на своего начальника, словно учитель, который представляет школьному инспектору первого ученика.
— Вы получили информацию непосредственно в высших кругах? — спросил он у Сантамарии.
— Лично от синьора Камин. Очень любезный синьор, необидчивый. Он легко мне все объяснил.
— Отлично! И его объяснения показались вам…
— Правдоподобными? Нет.
На миг все застыли от изумления. В том, что Сантамария в конце концов разберется во всех хитросплетениях порученного ему дела, никто не сомневался. Но и коллегам, и прежде всего начальству нравилось, что он иронизирует над самим собой, вышучивает собственные странности, а не чужие. Мальяно вообще считал, что Сантамария мало похож на полицейского комиссара.
— История, которую мне рассказал Кампи относительно известного вам письма, весьма запутанная, — пояснил он. — Но это не значит, что она неправдоподобна. Наоборот, одна подробность полностью совпадает с тем, что слуги рассказали тебе, Де Пальма.
— «Бостон»? — спросил Де Пальма.
— Да, — подтвердил Сантамария. — Непонятные фразы об этом городе были и в других незаконченных, порванных письмах из мусорной корзины. Так вот, согласно версии синьора Кампи…