Его пленённая леди

Грейси Анна

Он подрезал перо, опустил его в чернила и уставился на пустой лист, в его голове роился ворох вопросов.

Ребёнок. Гарри должен был признать: это оказалось потрясением. Он не ожидал ничего подобного.

Чёрт возьми, кто отец? Почему она не говорит? Она любила его? Судя по её словам и тону, Нелл ненавидела его, но Гарри знал, что любовь легко превращается в ненависть. Почему она не рассказала парню о ребёнке? Должно быть, он женат, иначе наверняка женился бы на ней?

Гарри поклялся, что всё узнает. Главное, что Нелл находилась под его покровительством. Под покровительством его тётушки, поправил он себя, но это было почти то же

самое. Он не позволит ей снова от него удрать.

Всё, что нужно сделать, – это найти её дочь, жениться на Нелл и отвезти их обоих домой в Фермин–Корт. Они станут семьёй. Он опустил перо в чернила и начал писать.

Сначала он написал Рейфу и Люку, попросив их встретиться с ним в Лондоне. Они могли помочь в поисках ребёнка Нелл, вместо того чтобы устраивать гонки на экипажах, рискуя своими глупыми шеями.

Он написал мистеру и миссис Барроу о своей пердстоящей женитьбе. Они были ему почти как родители.

Гарри знал, что миссис Барроу обязательно расплачется. Она всегда плакала на свадьбах, а на его свадьбе, наверное, прольёт вёдра слёз. Ещё она приобретёт новое платье и шляпку. Специально для изысканной лондонской свадьбы, которой та и будет, учитывая, что организовывает её тётя Мод. Гарри было всё равно. Он предпочел бы сделать всё быстро, по специальной лицензии, но женщины воспринимали это событие по другому.

Заманив Нелл в ловушку брака, он хотел, чтобы у неё была свадьба, о которой она мечтала.

Он запечатал письмо к Барроу, затем сочинил короткую записку для Итена, в которой извинился за отъезд, за то, что оставил своё имущество на него одного, объяснил, что женится. Ещё у Гарри было несколько личных просьб к Итену.

Гарри улыбнулся, представив выражение лица Итена, когда тот узнает, что у Фермин–Корта будет хозяйка раньше, чем закончится месяц, и кто эта хозяйка. Гарри посыпал письма песком и задался вопросом, как продвигается ухаживание самого Итена.

* * *

 Итен в третий раз вернулся к последнему письму от Тибби. Такой прекрасный, изящный почерк – он никогда не сможет научиться так красиво писать, даже если будет практиковаться всю оставшуюся жизнь. Он медленно перечитывал письмо, шевеля при этом губами.

«Думаю, что уже рассказывала вам: когда я впервые приехала сюда, мой красивый кот был диковиной, рыжие кошки очень редки в Зиндарии. Со смущением могу сообщить, что теперь они довольно распространены, так как кот завёл знакомство с несколькими кошками с дворцовой кухни. Ещё он бесстыдно подлизывается к повару, который кормит его лакомыми кусочками. Жить во дворце замечательно, но должна признаться, что бывают дни, когда я скучаю по своему маленькому домику. Хотя я не должна жаловаться. Я – очень удачливая женщина.

Калли была очень любезна и наняла меня в качестве личного секретаря. Работа совсем не сложная и совсем не достойна той значительной платы, которую я имею, но очень интересная. Теперь я знакома – через письма, которые пишу от её имени, – с половиной королевских семей Европы, и сейчас намного лучше разбираюсь в запутанном придворном этикете...»

Итен сглотнул. «Придворный этикет» – он даже не знал, что означает это слово, пока не спросил викария. Он мечтал, надеялся, что женщина, которая переписывалась с половиной королевских семей Европы, с благосклонностью взглянет на

потрёпанного ирландца.

«Время от времени я продолжаю давать мальчикам уроки. Джим уже почти догнал Ники. Очень радостно иметь такого смышлёного и способного ученика. Вы не поверили бы своим глазам, увидев, каким маленьким джентльменом он стал, несмотря на его открытую озорную натуру, которую я так люблю.»

«Ага, – уныло подумал Итен, – не то что огромный тупой увалень, который начал учиться одновременно с Джимом».

Манера письма Тибби походила на неё саму: всё такое маленькое, изящное, надёжное и решительное. Никаких замысловатых завитушек или лишних изгибов, каждая буква точна и чиста, как кристалл, никаких клякс и исправлений.

«Господи, что же она подумает о его письмах?» – размышлял он. Даже после того, как викарий исправлял его ошибки в правописании, Итен всё равно делал помарки в чистовом варианте.

И когда он перечитывал свои письма – потому что сохранил те, что писал викарию на проверку, – то приходил в смущение от их очевидной неуклюжести.

Но и отказаться от попыток произвести на Тибби хорошее впечатление он не мог. Итен снова опустил перо в чернила и вымучил на бумаге:

«Я купил четырёхкомнатный котеж на западе поместья. Думаю, три спальни – это более чем достаточно. Слишком много для одинокаго мужчины, как я, но я имею в виду человека, который присоединица ко мне. Надеюсь, она всё–таки присоединица. Я выбелил стены и сделал уборку, и всё такое.»

Вздохнув, он посмотрел на письмо. Он мог легко описать ей дом, если бы рассказывал о нем – слова звучали в его голове, прекрасные, яркие и блестящие. Но когда их нужно было изложить на бумагу, справившись с пером и чернилами и преодолев все трудности правописания, эти же слова выходили неуклюжими, деревянными и неживыми.

Он всегда хорошо рисовал, еще в детстве вычерчивая картинки палочкой в грязи или рисуя кусочком угля. Чем больше он рисовал, тем лучше у него получалось. В армии он мог быстро и точно начертить карты, сделать рисунки крепостей и благодаря этому продвинулся по службе. Никто и заподозрить не мог, что он не умел читать. Итен научился хорошо обходить проблемы с чтением.

Никому в голову не приходило, что человек, настолько хорошо владеющий карандашом, мог быть таким болваном с пером.

В коробке с перьями и чернилами лежал и карандаш, Итен взял его. Он слышал, как люди говорили, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Верно это или нет, он не знал, но у него ушла бы целая вечность на то, чтобы найти правильные слова для описания своего дома, нарисовать же он мог за минуту.

С помощью бумаги, карандаша и древесного угля Итен изобразил некоторых из своих товарищей и окружающую их обстановку. Слухи быстро распространились, и очень скоро Итена завалили просьбами сделать рисунки, чтобы отослать домой возлюбленным или матерям. Ему даже платили за это. Рисунки были лучше, чем письма, особенно для людей которые не умели читать.

Каждая заработанная монетка шла Итену в заначку. Он был решительно настроен: если выживет в этой войне, то добьется чего–нибудь в жизни.