Его птичка
Шрифт:
— А может, сходим куда-нибудь? — осторожно спросила я, прекрасно зная, что он сейчас ответит.
Было глупо надеяться на романтическую прогулку, на поцелуи под заснеженными деревьями, на зеленый чай в любимой кофейне.
Было глупо надеяться, что он уступит, но я все равно с надеждой смотрела в сразу посерьезневшие глаза.
Рома на это только нахмурился, но потом его лицо приняло обычное, слегка насмешливое выражение.
— Я лучше буду наслаждаться твоими шпагатами в кровати, чем морозить яйца на улице. Погуляешь
— Ты опять за свое? — тело напряглось и я села, вперивая взгляд на город раскинувшийся белым океаном за окном.
Ноябрь не радовал погодой. Погода, такая жаркая недавно, стремительно портилась и между нами.
— Ладно, закроем тему, — безразлично пожал он плечами и вдруг резко дернул меня за волосы, вызвал болезненный стон и уложил назад.
— Твои феминистские наклонности уже подбешивают.
Встав в полный рост, он дал мне возможность любоваться крепким торсом и широким разворотом плеч. Я бы и рада заниматься этим всю ночь, как он обещал, но в очередной раз зовет труба.
— Не смотри на меня так, Аня.
— Я не смотрю. Всё понимаю, — проглотила я обиду, думая о том, чего мне стоило сорваться на ночь глядя, когда отгремели спокойной ночи малыши и приехать к нему, потратив деньги на такси.
Я не брала у него денег и дело было не в принципиальности, просто в мозгу до сих пор сидел таракан, напоминающий о дорогущей, незаслуженной покупке.
Айфон последней модели, взамен утерянного в аварии Самсунга.
Неравнозначная замена, но спорить с ним было бесполезно.
— Давай хотя бы самсунг, мой телефон меня вполне устраивал.
— Аня, — резко, непримиримо. — Я должен знать, что твоя труба не накроется, когда я захочу тебя видеть. Понимаешь?
О, я понимала.
Понимала, что превратилась в девушку на побегушках, и к своему стыду не хотела ничего менять.
Слишком крепкими были объятия, казавшиеся оплотом мира, слишком властными было ощущение члена внутри, невероятно восхитительное, словно выступление на сцене.
Рома стал всем и как бы это было неправильно, не вовремя. и вообще не нужно никому из нас, он перекрыл даже любовь к балету.
Предательница. Ведь ты понимаешь Аня, что значит для него работа, просто твоя перестала иметь столь решающее значение.
— Я все прекрасно понимаю, — как заведенная, убеждала я себя.
Натянула на рот милую улыбку, не хотела показаться назойливой или непонимающей.
Потом села, судя по потемневшим глазам Ромы во вполне соблазнительную позу и провела кончиком пальца по твердому животу и столько же твердому члену.
Его вид не пугал, он был большим, с выпирающей розовой головкой, он спокойно помещался в моем теле.
Он, если честно, если говорить со всей откровенностью, со всей звенящей в ушах откровенностью — был идеальным. Таким, что хотелось и рукой провести, и в рот взять.
Я пока ограничивалась первым, наверное потому что
Но мечтать стать примой балериной проще, чем мечтать о том, как Рома будет снимать с меня свадебное платье.
Он утробно застонал, когда я обхватила пальцами основание и легонько сдавила, ровно, как он учил. Он очень любит меня учить, направлять, заставлять биться от предвкушения, от жажды напиться из источника, которым я его считаю. Мой личный оазис. Нереальный, и такой прекрасный.
Он вновь вздрогнул, и резко обхватил мое запястье рукой, а другой сжал подбородок, заставляя поднять взгляд.
— Вот и молодец, что понимаешь, — пробормотал он хрипло, вглядываясь в меня, лаская лицо, стараясь очевидно совсем поработить. Проблема то была, как раз в том, что я не против. Совсем не против.
— Я же не заставлял тебя приехать.
Конечно, не заставлял. У нас вообще все добровольно и взаимно приятно. Он просто сказал заклинание, словно вводившее меня в гипнотический транс.
Ты мне нужна.
Три слова. Десять букв и словно вся жизнь в одном правильно построенном предложении. Мне сносило голову, я по возможности бросала всё и мчалась и летела, и парила.
К нему, к нему, и пусть потом будет больно, и пусть потом не будет ничего.
Сейчас он есть. «На полчаса», — подсказал противный внутренний голосок. Вот чего ты достойна. Получасового перепиха и заказа такси.
Сама доеду, — мысленно произнесла я.
Еще раз коснувшись моих губ, Рома сделал пару шагов до платяного шкафа и достал большое белое полотенце.
Наверное, профессия действительно накладывает отпечаток, иначе не было бы в его современной квартире столько белого и стерильного. Ни пятнышка в этом храме педанта. Иногда мне кажется, что я здесь лишняя. Вот сейчас возьмут влажную продезинфицированную салфетку и сотрут меня к чертям.
И Рома своим отношением тоже не помогал освоиться. Впускал, трахал, выпускал. Вроде бы и жаловаться не на что, а в подкорке все равно сидит вязкая, такая неприятная обида.
Неужели ты не достойна, провести здесь побольше времени? Неужели ты не заслуживаешь лучшего?
— Одевайся Ань, я такси тебе закажу, — проговорил он с легкой улыбкой, и хромая пошел в сторону душа.
Я закусила губу, пропустив мимо ушей очередное «в моем доме можно быть только со мной» и виновато смотрела на еще свежий шрам на его ноге. Тот самый, из-за которого он хромал.
Воспоминания о собственной глупости накатили на меня порывом морозного ветра, ворвавшегося в приоткрытое окно.
Влажная кожа мигом заледенела. На глазах выступили слезы.
Я встала, чтобы закрыть створку и всмотрелась в припорошенные снегом дали столицы. Сегодня идет снег, а тогда шел настоящий, буйный ливень.