Его сбежавшая Принцесса
Шрифт:
— Зато ты у нас умница, — ухмыльнулся Эд, — ты не сбежала потому, что боялась вывести нас на след.
— Какой след?!
Я не понимала. Искренне не понимала. Казалось, что бы я ни сказала, Эд не изменит мнение. Я словно стучала в пустой дом, и от этого становилось пусто на душе.
— А что, если ты работаешь на Звездочета? — спросил Эд, — не под гипнозом, а добровольно?
— Так мы же вчера это решили! Ты сам радовался, что я не работаю на него!
И тут я поняла, что оправдания бессмысленны. Я смотрела в его глаза не отрываясь, надеясь отыскать хоть
— Молчишь?
Я молчала.
— Так и знал, что надо было начинать допрос раньше.
— Давай, допрашивай, — оскалилась я.
Стало плевать. Мне было настолько плохо, что все перестало иметь значение. Мысли исчезли. Казалось, даже сердце остановилось. Ноги стали ватными.
— Не так быстро, — ответил Эд, — сначала ты будешь сидеть связанной без еды и воды целый день, а потом я посмотрю, что ты будешь готова рассказать.
— Ненавижу…
— Понимаю.
Внутри меня что — то сломалось. Как карандаш, который уронили на пол, и грифель разлетелся пополам. Как меч, вонзившийся в твердый камень, и расколовшийся на двое. Я сломалась. Чувствовала лишь усталость и равнодушие. Даже не разочарование, нет… Для разочарования надо было тратить силы, а сил не было. Я легла на землю и молча, неподвижно плакала.
Глава 14: У тебя ужасная борода!
Однажды я спросила у моей милой служанки Илинны:
— Как думаешь, есть на земле что — то, что нельзя простить.
Она подумала, а потом тихо сказала:
— Если любишь человека, ты просишь ему все.
— А предательство?
— Да. Даже предательство.
Но сейчас, сидя на полу собственного шатра и обнимая колени, я думала, что не способна простить предательство. А то, что сделал Эд было именно предательством в его худшем значении. Он предал мои ожидания. Предал мои чувства. Предал мою верность и веру в него. Я закрыла глаза и тихонько загудела. Вчера я была подавлена, а сегодня уже зла. По крайней мере злее, чем вчера. Намного злее.
— Я надумала говорить! — крикнула я.
Нет, Эд не стал заходить ко мне в шатер. Он дернул за цепь, заставляя выйти меня. Негодяй. Предатель. У меня была ночь на то, чтобы все обдумать. И я обдумала. Плакать имеет смысл лишь, когда тебя есть кому пожалеть, а если нет, то и нечего лить слезы.
— Может, сам войдешь? — крикнула я, — или тебе нравится звенеть цепями, чтобы почувствовать больше власти.
— Выходи — выходи, дорогая пленница.
И мне пришлось выйти наружу.
— Интересно, какие же у тебя проблемы, — сказала я, — что же с тобой такого, что тебе бедному приходится самоутверждаться за счет издевательств над хрупкой девушкой? Тебя часто били в детстве?
Эд оскалился, а я так и не поняла, смогла ли его задеть или нет. Вздохнула.
— Ты готова сказать правду? — спросил Эд.
— А если скажу, ты меня отпустишь?
— Если эта правда мне понравится.
Я усмехнулась.
— И часто правда тебе нравится?
— Говори, — и Эд зазвенел цепями.
Меня
— Говори, — повторил он.
— Ладно! — не выдержала я, — ладно, я скажу.
— Хорошо. Давай.
— Но мне нужны гарантии. Хотя бы, что ты меня покормишь сегодня нормальной едой.
— Я принесу тебе похлебку.
— И не смей в нее плевать!
— Ты за кого меня принимаешь?
— За негодяя, а разве я не права?
Эд снова дернул за цепи.
— Говорю правду. Чистую правду, — заверила я, — готов? Правда может удивить. Ты должен приготовиться.
И я захихикала. Сдавали нервы. Да потому что все до сих пор казалось слишком нереальным. Я представляла, что вот — вот сейчас Эд улыбнется знакомой мне улыбкой и скажет, что все было глупой шуткой, и мы продолжим жить, как раньше. Как большая семья.
— Я готов. Говори, — поторопил он.
— Ты прав, мы должны быть честными друг с другом, — продолжала я, — еще в нашу первую встречу я должна была признаться.
Эд поднял брови. И я призналась.
— У тебя ужасная борода!
— Ч-что?
— Борода! — я даже показала пальцем, — она делает твое и без того не самое приятное лицо старше, злее. Ну ты раз уж такой злой, хоть скрывай это.
Эд заморгал. Не ожидал? Разумеется, не ожидал, гад.
— Ужасная, ужасная, — покачала головой я, — еще лохматая постоянно. Там, наверное, столько крошек накопилось. А может, еще что похуже, может насекомые завелись всякие?
Эд взял меня за грудки.
— Ну и где твоя позавчерашняя нежность, милый? — сказала я и рассмеялась.
Теперь вместо того, чтобы плакать, я смеялась, как безумная, а внутри все болело.
— Что-нибудь еще? — строго спросил Эд.
— Это пока единственная правда, которую я готова раскрыть, — сказала я и подняла вверх указательный палец, — но, поверь, это очень полезная правда. Тебе важно выглядеть презентабельно. А то, что же, всю жизнь девушек будешь привязывать, чтобы не убежали?
Эд ухмыльнулся. Погладил меня по щеке. Противно. Как же противно! Как он мог так мне опротиветь за два дня? Меня затошнило.
— Ты отнимаешь мое время, — строго сказал Эд, — что мне с тобой сделать?
— Ударь меня, — бросила я, — ударь по щеке. Так чтобы остался красный след, — рассмеялась, — ударь слабую связанную девушку и почувствуй себя ва — а–ажным.
Я облизала губы, точно ожидая его удара. Пусть ударит. Пусть мне будет больно. Больнее, чем он уже сделал все равно сделать невозможно.
Но Эд не ударил. Он отпустил меня и удалился.
— Про бороду, я сказала правду, — крикнула я ему вслед, — задумайся!
Я вернулась в шатер и села на пол. Надо думать над побегом. Теперь серьезно. Дорогу я знаю, где лошадей достать тоже знаю, оставалось лишь снять оковы. Задумалась над тем, что делать дальше. Во дворец возвращаться нельзя. Там меня ждет, если верить Эду и тому, что я узнала о Звездочете, сначала свадьба с Августом, потом становление вдовой, свадьба со Звездочетом и скорая смерть. Но в замке же мой несчастный отец под гипнозом, я не могу его бросить.