Его сезонная "жена"
Шрифт:
— Кофе, — улыбнулась она пожилому мужчине. — Я бы хотела выпить кофе. Молотый. С капелькой меда, — свела два пальца, показывая каплю.
Она прошлась, рассматривая картины на стенах, где основным сюжетом была, конечно же, охота.
Вот, охотники с ружьями и сворой гончих. Олень, лежит на одному боку, а из брюха у него выпали потроха… Рогатый еще жив. Поднял величественную голову. Его взгляд устремлен вдаль. Он спокоен. Олень увел людей от самок с детенышами, спрятавшимися в лесу.
Зося присела за фортепьяно. Откинув крышку,
— Ваш кофе, мадам, — старик поставил аккуратно чашку на верхнюю панель инструмента. — Сыграете что-то? Давно эти стены не слышали хорошей музыки, — он вернулся в свое кресло и стал шелестеть газетами, по-стариковски скрупулёзно разглаживая их страницы и складывая в ровную стопочку.
Зоя вдохнула аромат напитка и пригубила чуть-чуть. Да, тот вкус, который она любит. С удовольствием выпила, смакуя каждый глоток на языке.
«Лунная соната» лилась из-под ее порхающих рук. Зоя прикрыла глаза, и музыка наполнила ее грустью. Дождливой осенью. Тоской по ушедшей любви.
Под прекрасные звуки вечной мелодии, душа Валерия Кречета металась в раненом теле. Он не видел убийцу, но знал наверняка, что тот не остановиться, нанося все новые и новые порезы. Громкий, нахальный шепот. Шаги, будто топчутся по нему сверху, как по асфальту.
«Зоя» — мелькнуло светлое спасительное воспоминание о роскошной женщине, которую он потерял.
С последними аккордами его откинуло ввысь. Кречет видел себя… Наказанного за грехи, со страшно выпученными глазами. Лес. Каждую его деталь, до капли на полусгнившем грибе, до белки, шелудящей шишку. Лисица запрокинула мордочку и в ее зелено-желтых глазах отразился он. Валера — всего лишь тень, призрак, который возродится в звере. Он будет бояться выстрелов, лая собак и человеческого голоса.
— Кречет, ты какого хера здесь разлегся? — по щекам бил Савицкий, нисколько не жалея сил, только звонкие шлепки слышны.
— Я, что… Не умер? — прохрипел Валерий. Никогда он так не был рад голубоглазому подонку, как сейчас.
— Блядь. Где машина, Валера? — Эдик в сердцах сплюнул туда, где были следы от шин, а транспорта не наблюдалось.
— Т-тут. Была. Но, похоже, мне дали по голове… Господи, такое привиделось, — застонал Кречет, приподнявшись на локте и другой рукой щупая приличную шишку на затылке. Ему захотелось заверещать от радости, что остался жив и относительно цел. Могло быть… Как с Матильдой. Чтобы наверняка, пощупал грудь, и облегченно выдохнул, поняв, что раны отсутствуют, все померещилось.
— Зашибись! Связи нет. Последнюю машину ты просрал. Санька нигде не видно. Пост на ресепшене опустел, — размышлял Савицкий вслух, меряя шагами туда–сюда, даже не подумав помогать товарищу по несчастью подняться.
— Тоже мне, Пинкертон, — фыркнул Валера. — Администраторша либо уже сдохла, либо укатила на автомобиле. Она больше всех тряслась, что хочет выбраться отсюда. — Состроив скорбную мину, покряхтел, поднимаясь с земли.
— Стоп! Ты что, девчонок одних оставил? — опомнился Валерий и его хорошенько так тряхнуло, от мысли, что Зоя в опасности. Надо спасть! Бежать! Что-то делать! Мысленно закричал сам в себя, раскрыв беззвучно рот, как рыба на нересте. От волнения начал задыхаться, в ушах зазвенело. Со лба пот градом…
Эдуард посмотрел на него, как на дурака. За кого Кречет его принимает?
Глава 23
Низкие темные тучи заволокли небо и казалось, что уже наступил вечер. За шторами в номере, где царит полумрак, это было не важно. Кречет остановился и посмотрел на спящую жену. Она, подогнув ноги, спала прямо в одежде на краю кровати. Рыжие волосы ярким пятном вокруг головы. Размеренное дыхание едва колышет плечи.
Валерий боялся лишний раз шелохнуться. Сглотнул, толкая слюну в пересохшее горло. Никогда Зоя не казалась ему такой красивой. В груди что-то потянуло тупой болью… К ней. Кольцо зосино в кармане жгло через ткань. Хотелось вынуть его и снова надеть жене на безымянный палец. Поклясться в верности и любви. Да, сейчас Кречет ее любил, возможно даже, сильнее, чем раньше… Но, что это меняет? Кречет предал свою любовь, поступил подло, жестоко. Он издевался над женой, вошел в раж, чувствуя свою власть. Оправдывает ли его то, что был под действием химии? Возможно. Козырять тем, что Глория его тепленьким взяла, что ничего не понимал… Глупо. Глуп был изначально, когда девку в номер пустил, жалостливый дебил.
Извиняться? В ногах валяться? Только, она, Зося, все помнит и просто так не стала бы разбрасываться словами о разводе.
Тонкой струйкой он налил воды в стакан из графина. Сделав несколько глотков, почувствовал усталость. К ногам будто по пудовой гире привязали. Обернулся на спящую Зою.
Валерик полежит тихонечко скраю, пока она видит. Забравшись на кровать, Кречет подумал, что он теперь нелегальный мигрант без прав, лавирующий на грани. Ему нигде, и никто не будет рад. Даже родное отторгло… Нет, он сам всего отказался, винить больше некого.
Валерий вполз, не спуская взгляда с хрупкой спины. Подумав немного, еще придвинулся. Еще. Рука зудела и просилась на округлое бедро. Че-е-ерт! Руки-то он и правда не помыл, и залез к ней грязный.
«Дурака кусок» — сказал кто-то ехидно голосом Савицкого в голове.
Превозмогая ленивую расслабленность, когда уже спокойно пристроился, Кречет откатился на край. Стал скидывать одежду прямо на пол. Штаны спустил…
— Валер, ты что удумал? — на него возмущенно взирали пылающие зеленые глаза.