Его сладкая девочка
Шрифт:
Поворачиваю все—таки голову и рассматриваю красивое лицо. Очень правильные черты, выразительные. Сейчас Егор не улыбается, но я дорисовываю его привычную ухмылку. Не знаю, зачем, но протягиваю руку и провожу пальчиком по скулам, носу, замирая на бровях.
— Я тоже тебя люблю, Егор. Кажется, сразу полюбила, как только ты посмотрел…
Говорю еле слышно. Скорее самой себе. И вскрикиваю, когда горячая ладонь ложится на затылок, а к губам стремительно приближается торнадо. Иначе и не назовешь. Поглощает мои слова и эмоции. Воздуха не
— Ксюша, ягодка моя… — Егор прерывается, тяжело выдыхая в районе виска, — как мне тебя не хватало… всю жизнь не хватало…
А у меня такие же ощущения. Ни убавить, ни прибавить.
— Молодые люди, если что, я стучал. — В палату широким шагом входит вчерашний врач. А я и забыла, где мы находимся. Стыдно—то как… — Вашу беременность буду вести я. По просьбе Егора Александровича.
Егор удовлетворенно кивает, и вообще не стесняясь, будто так и надо, поворачивается на спину, подкладывая под спину подушку. Толкаю его в бок, но он невозмутимо хмыкает и говорит доктору «спасибо».
— Зовут меня Тарас Алексеевич, все контакты оставлю здесь. — На тумбочку ложится визитка и большой лист, на котором что—то напечатано. — Это, — врач указывает на список, — перечень анализов, необходимых для сдачи. Сейчас Оксана Игоревна может привести себя в порядок и позвать медсестру. Кнопка, как всегда, над головой. Ходить никуда нельзя. Максимум — душевая и уборная. Приемы пищи сидя, все принесут сюда. Если хочется дополнительно что—то — ограничений никаких, кроме стандартных — острое, жирное и цитрусовое исключаем. Сладкое можно в разумных количествах. Пока все понятно?
Синхронно киваем, как самые прилежные ученики. Я успеваю привстать и натянуть халат, пока наглец разваливается на всю спальную поверхность.
— Половая жизнь на время лечения полностью исключается, — Тарас Алексеевич с улыбкой поворачивается к Егору, пока я подбираю челюсть от таких откровений и борюсь с желанием провалиться сквозь землю, — но другие доступные способы, скажем так, личной жизни не мешают. Принцип такой: приятно маме, приятно малышу. Тоже понятно?
Я все—таки прячу лицо в ладонях, а Егор весело ржет, поднимая руки вверх.
— Все понятно, доктор. Спасибо.
— Тогда готовьтесь и зовите медсестру. Напомню, что есть нельзя, воду можно. После анализов принесут завтрак.
Выходит также стремительно, как вошел, а я оборачиваюсь, сгорая от стыда.
— Нормальный мужик, ты чего засмущалась?
— Егор, — шиплю, — ты почему не встал? Что он теперь обо мне… о нас подумает?
— Я встал. Частично. Я ж говорю, понятливый мужик. Ничего он не подумал, кроме того, что два человека друг друга любят. Давай сдадим, что он понаписал, ты позавтракаешь, а я на работу смотаюсь.
Наконец—то спрыгивает с кровати и направляется в душ. Ух. Можно выдохнуть.
Пока Егор плещется под водой, успевают набрать целую палитру пробирок. На них маркировки разных оттенков
— Сейчас будет завтрак. Обязательно поешьте, чтобы набираться сил.
Вот это больница. Страшно представить, какой счет выставят за мое пребывание. Со мной носятся, будто я царица, не меньше.
— Уже все что ли? И ты не плакала?
— Я не боюсь уколов и иголок. И с легким паром, кстати.
— Смееелаааая? Это хорошоооо, — тянет, причмокивая губами. — И спасибо, кстати. Только какой там пар? Вот у Дейва банька… ну мы туда еще съездим, сама посмотришь. Тебе понравится.
Егор столько болтал ночью, что его друзей я знаю, мне кажется, не хуже, чем Милку. Поставил себе задачу отвлечь — отвлек. Мозг переваривать не успевает.
— Завтракай, малышка, а я помчал. Буду к обеду. Что тебе привезти?
— Егор, — обнимаю за шею, когда он тянется поцеловать.
— М?
— А ты можешь еще немножечко остаться? И со мной поесть? Вот столечко, — показываю пальцами, сколечко.
— Всё, что захочешь. Уговор прежний: ты не надумываешь, а говоришь мне прямо.
— Хорошо. Я постараюсь.
Я правда постараюсь. Мне сейчас петь и танцевать хочется, как на душе легко. Жаль, вставать нельзя.
С опаской кладу руку на живот. Еще непривычно. Егор тут же подхватывает мой жест и накрывает сверху своей ладонью. Сердце замирает от интимности момента. Люблю по—настоящему. Понимаю сейчас. Когда признавалась, не верила до конца. А сейчас верю.
Глава 26
Александр Клементьевич.
Не придал значения шуму у ворот с неделю назад, а зря. Снова змеиное гнездо зашевелилось, снова на сходку собираются, не иначе. И ладно, молодые, заняться им нечем. Но моя-то во главе угла.
Всю неделю слушаю телефонные разговоры, шушуканье и наблюдаю наигранные слезы.
— Ир, что творишь? — Не выдерживаю, хотя вмешиваться не хотел. — Оставьте парня жить своей жизнью. Самому выбирать, кого любить и с кем жить.
— Никто Егора не трогает. Нам обсудить надо. Кинет проходимка парня нашего. Они ж ушлые сейчас через одну. Нагуляла, а этот дурачок глазами хлопать будет,
— Ну что несешь, а?
— Мы договорились, что ты не лезешь в мои дела.
Прошли, слава Господу, те времена, когда дети зависели от мнения родителей. Хотя, чего греха таить, и в нынешнее время встречается еще подобное. Объединение капиталов. Благородно звучит. Да…
А на деле всё то же принуждение, практически проституция собственными детьми. И ладно еще, если ума хватает «объединить» ровесников. А когда супруг в отцы годится?! Это уже даже не просто неэстетично, а уродливо как-то. Нет, я, безусловно, не сноб. И про «любви все возрасты покорны» в курсе. Всякое бывает. Да. Но когда по договоренности, да старик лезет на молоденькую. Черти драные, а не чувства это. Болезнь.