Его сладкая девочка
Шрифт:
Посматривает на меня, убирая принесенные угощения в холодильник. С его стремлением меня накормить, сюда второй скоро понадобиться.
— Егор, — зову тихонечко.
— М? — Он стоит и дергает браслет на часах. — Сейчас, Ксюш. Надо как—то впихнуть невпихуемое.
Хихикаю от его выражений.
— Мы же не все открыли?
— Нет. Хочешь посмотреть, какие там? Сейчас тебе принесу. — Начинает суетиться, перехватывая коробочки.
— Да нет, подожди. Отнеси медсестрам на пост. Ну и что, что здесь платная больница. Сладкое все
— Я тебе говорил, что ты у меня умничка?
— Говорил.
— Вот еще раз говорю. Сейчас отнесу. Без меня в душ, чур, не ходить. Я свой десерт весь вечер ждал.
— Егоооор…
— Чуть что, сразу Егор. А я соскучился. Оооооочень, — и тянется к губам.
— Ты пирожные нести собирался, — шепчу в его приоткрытый рот, сама уже ерзая от учащенного сердцебиения. Как он умудряется так на меня действовать? Один миг, а я уже не я.
— Так. Сиди и жди. А ты, малой, — наклоняется к животу, — присмотри за мамой.
Пока его нет, открываю в телефоне календарь беременности и читаю про свой срок. Оказывается, на этом сроке уже можно разглядеть очертания малыша. Он, конечно, еще не может ничего слышать, но Егор упорно разговаривает с животом, а я неизменно плачу в такие моменты.
— Готова? В душ, — поясняет, видя мою растерянность. Так погрузилась в чтение, что забыла.
— Готова.
— Что читаешь?
Молча поворачиваю экран к мужчине. Всматривается в буквы.
— Скоро уже сердце послушать можно будет. А на двенадцатой попробовать пол узнать. Я этот календарь наизусть знаю.
Он точно невероятный.
И я в очередной раз убеждаюсь в этом, когда оказываемся под струями воды. Чуткий и внимательный. Подмечает любые мои движения и — уверена — умудряется читать мысли. Его ласки тонкие, на грани. Не дает сорваться, но заставляет тело дрожать. Знаю, что сейчас в кровати оторвется по полной всеми доступным на данный момент способами. А я… Я мешать не буду. Сама хочу его до безумия. До дрожи в коленях. До рваных вдохов.
— Уже хочешь кушать? — Улыбается, доведя меня практически до эмоционального истощения. У меня горят губы от поцелуев, дрожат руки и ноги после не знаю какого по счету оргазма, а живот и грудь в белых каплях. Сам не вытирает и мне не дает. Дикарь. «Моя женщина пахнет только мной», сказал. И ладонью специально размазал.
— Хочу. И вымыться хочу. Пожалуйста.
— После еды. Дай полюбоваться, жестокая ты женщина.
— Грязным животом?
— Вот ничего не понимаешь ты в романтике. Это ж про любовь, ягодка ты моя. Я пахну тобой, как корзинка малины. А ты мной. Это типа семья.
— Что? — Таращу на него глаза. Что творится в его голове?!
— Пирожное какое будешь, говорю? Или бутер сделать?
— С желтеньким. И бутер. Только без колбасы, меня от нее тошнит.
— Испортишь мне мальчика. Сладким кормишь, мяса не даешь. Колбасы и той лишила.
— Вообще—то это он не хочет. Или она.
— Он. Максим Егорович.
— Ты не очень торопишься?
— Блин, Ксюш, я с ним разговариваю. «Малой», конечно, прикольно. Но пусть сразу к имени привыкает.
— Да если там девочка?
— Вот до двенадцатой недели я думаю, и ты тоже думай пока, какое тебе больше нравится. Демид необычнее, правда?
И не переубедишь. Пока наливает чай, бухтит про китайские обычаи, что там днем рождения считают дату зачатия, и еще много—много разной информации. В какой—то момент мой мозг перестает воспринимать слова, и я начинаю засыпать.
***
Уже почти час прошел, как Егор ушел разговаривать с врачом. Доверенность написана, Милка отпросилась доехать до сада, чтобы девочки не испугались незнакомцев, а мой уход все еще под вопросом. Вчера взяли очередную батарею анализов, чтобы посмотреть динамику.
— Оксана Игоревна, Вы, простите, неугомонная особа. — Тарас Алексеевич входит в палату с очень недовольным лицом. Егор маячит сзади, хмуря брови. — Анализы Ваши посмотрел, показатели улучшились. Но мы говорили уже про риски. Как Вы не понимаете?
— Я понимаю, — пищу. — Но у меня выхода нет.
— Егор Александрович рассказал в двух словах, из—за чего возникла острая потребность покинуть клинику. К сожалению, сюда двух маленьких детей мы пропустить не можем. Что ж… — задумчиво листает карту, — я надеюсь на Вашу сознательность и ответственность Егора Александровича. И еще раз предупреждаю: не геройствуйте. В следующий раз мы просто не сможем помочь. Только постельный режим. Никаких передвижений. Душ, уборная, кровать. Все. И в воскресенье вечером сюда. Утром у Вас снова возьмут анализы и проведут контроль УЗИ.
Протягивает мне лист с распиской, качает еще раз головой и уходит.
— Быстро собирайся и поехали. Сначала тебя отвезу, потом за твоей подругой и в сад.
Спускаю с кровати ноги, чтобы взять одежду.
— Ты куда собралась?
— Одеваться.
— Ксюш, реально здесь останешься. Говори, что дать. Одеваешься лежа. Дома только лежишь. Ешь тоже лежа. С сестрами разговариваешь лежа. Только так или отменяем все расписки.
— Я согласна, согласна. — Даже теряюсь от его напора. — Можешь достать брюки и джемпер?
— Платье или платье. На живот брюками давить нельзя. Юбка по той же причине отменяется. Выбирай.
И достает вязаные платья.
— Господи… Егор, ты весь магазин скупил? Мне же не надо столько!
— Надо. Ты обещала не спорить.
Закатываю глаза. Ну как еще донести, что мне не-у-доб-но?!
— Наверное, синее?
Невероятная красота тут же приземляется на кровать вместе с колготками. Пока пыхчу, натягивая одежду (сам бы лежа попробовал это делать!), Егор достается из пакета коротенькие сапожки на низком ходу. Терпеливо ждет, пока я присяду, и сам надевает их мне. Чувствую себя наследной принцессой.