Его Величество бомж
Шрифт:
– Ну, так я побежал? – зачем-то спрашивает Лёха, про которого я, честно говоря, уже позабыла и, лишь способна, промычать,
– Угу, - потому что после моего неловкого поцелуя, Костя съезжает на край кровати, спуская ноги вниз и, упирается носом прямо мне в плечо. Волей-неволей, тянусь к его волосам и провожу рукой по голове. Хочу подсесть рядышком на край, но он, не поняв моего движения, думает, что отстранившись, собираюсь уйти, и сгребает своими огромными ручищами так, что оказываюсь в плотном кольце, и продолжает горячо дышать в плечо.
– Прости! – шепчу,
Он всё это время, не больно, но очень крепко сжимает меня в своих медвежьих лапах и сопит в плечо, так что рукав уже мокрый, а я испытываю настоятельную необходимость взглянуть в его лицо, чтобы определить, он меня понимает или нет. И обхватив его большую голову, пробегаю ладонями по колючим щекам, а потом слегка приподнимаю подбородок. Взгляд!
Ни один мужчина не глядел на меня так! Впервые в жизни ощущаю себя красавицей, принцессой, богиней! Потому что в его одурманенных восторгом глазах читается такое счастье, что трудно передать словами! Не знаю, что он там понял, услышал из моих оправданий, но, похоже, прощена и похоже… сражена!
Сражена признанием самой себе! Плюхаюсь рядом с Костей на кровать, и молчу. Теперь мы оба не в силах говорить: он-то понятно, а мне тоже сказать больше нечего. Наверное, моя физиономия – отражение Костиной, такая же дурная улыбка, которую нельзя укротить или спрятать, губы сами расплываются.
Представляю наш глупый вид, когда Лёха, заглянув в дверь,
– Я, это!.. – тут же затворяет её, и оттуда доносится, - точно, лишний!
Несвоевременное Лёхино вмешательство, однако, возвращает меня в реальность,
– Как ты? – спохватываюсь и стараюсь разглядеть изменения, произошедшие с моим подопечным за три дня отсутствия. И с удовлетворением замечаю, что они есть! Он явно посвежел, и щёки, кажется, не такие впалые, и подглазины тёмные стали меньше. Тело, что открыто в глубоком вырезе майки и руки очистились от расчёсов, - как ноги? Больно?
Мотает отрицательно головой, хотя всё по щиколотки умотано толстым слоем бинтов, кое-где пропитавшихся жёлтым фурацилином.
– Я тебе ватрушек принесла, - спохватываюсь, - ещё тёплые! Давай чай согрею? – уже поднимаюсь, чтобы включить чайник. Как здорово, что в этой палате он есть, - но Костя останавливает и утягивает за руку, чтобы вернулась на место. Не отпускает, подносит к губам и начинает медленно и нежно целовать.
Никогда, даже в шутку, мне никто не целовал рук. А он уже во второй раз! Да, как! Моя крошечная ладошка утопает в его огромных ладонях, а он держит её словно хрупкую драгоценность обеими, и будто бы боится уронить или разбить. У него горячие руки, а губы!
Каждый поцелуй его мягких нежных трепетных губ, проникая
Никто меня сегодня ничем особенным не обрадовал и не подарил неожиданного подарка. Отчего же этот восторг в груди так невыносимо сладок?! Почему от этой нежности хочется смеяться и плакать одновременно? Отчего кажется, что цепочка медленных совершенно целомудренных поцелуев от ладони до запястья, перевернула мой мир и смыла равнодушный покой последних унылых времён ко всем чертям?
И почему так хочется, чтобы он никогда не останавливался, поднимаясь по руке всё выше и выше?!
В это время, как всегда в такие моменты, что-то происходит некстати. А именно санитарка с креслом-каталкой вкатывается, как на тройке, отчего я скорее забираю руку, а Костя очень нехотя её отдаёт,
– Это… Хватит миловаться, голубки! Пора на перевязку орлу! – вот и думай, голубком сначала окрестила и тут же повысила до орла! Мне становится смешно и весело, прыскаю в кулак и гляжу на Костю. И вижу впервые, как он расслабленно смеётся! Молча, но смеётся, отчего глаза его немного зажмуриваются, широкая задорная улыбка освещает красивое мужское лицо, и он смахивает ладонью незаметную слезинку в уголке глаза.
А ведь он красив! По-настоящему красив немного дикой природной мужской красотой! Ему щедро отпущено всего, что так необходимо настоящему мужчине, и роста, и мощи с лихвой, даже когда в нём, наверное, половина от нормального веса. Лицо благородное, черты правильные, вот поднальётся немного, и вместо великомученика, преобразится в богатыря. А глаза – зеркало души, говорят, что там в её глубинах скрыта настоящая красота!
– И, чего застряли? – санитарке наша заминка совершенно не ясна, она при исполнении.
– Я отвезу! – успокаиваю.
– Ну, коли так, ладно, - соглашается, - вези, - и уходит.
А я понимаю, что меня на рабочем месте потеряли! Я же на минуточку отпросилась, а сама приросла тут, не оторвать. Начинаю волноваться,
– Давай-ка, поспешим! – подвожу кресло прямо к краю койки и стараюсь подставить для опоры своё плечо. Он с улыбкой выставляет ладонь вперёд и отрицательно мотает головой. Потом встаёт на ноги, на мгновение замечаю, как напрягается его лицо, а потом переносит тяжесть тела в кресло, ступни на подставку. И я делаю выдох. Оказывается, пока пересаживался, я забыла дышать!
Он тоже облегчённо выдыхает, и мы катим до перевязочной. Там я заглядываю в кабинет, но пока занимаются другим пациентом.
– Мне с тобой сходить? – понимаю, что пора в своё отделение, сто раз пора, и бросить его здесь не могу. Но он опять мотает отрицательно, - тогда, я побегу! Зайду теперь в обед, не скучай! – быстро чмокаю его в щёку и тороплюсь к лестнице, оглянувшись напоследок замечаю, как он, приложив ладонь к поцелую, блаженно смотрит вслед…
В приёмнике в этот час естественно аврал, и по укоризненному взгляду старшей медсестры Ирины Геннадьевны, чётко понимаю, что обнаглела уже слишком,