Его Высокоблагородие

Башибузук Александр

– Господи боже мой! Да что вы такое говорите!
– оскорбленно взвился Шмуклерович.
– Георгий Владимирович, право слово, я не понимаю, за что я навлек на себя вашу немилость!

'Ага, Георгий Владимирович фон Норбек...
– машинально отметил я про себя.
– Ну наконец-то, я хоть что-то про себя узнал. В принципе, ничего так звучит...'.

Но озвучил совсем другую фразу:

– Израиль Львович, вы прекрасно знаете, что выход из Одесского порта был строго запрещен всем судам без исключения, кроме военных кораблей. Не напомните мне, каким таким загадочным образом вы его покинули?

– Ну...
– слегка смешался еврей.
–

Это вы предоставили мне разрешение за подписью коменданта гарнизона. Но причем здесь...

– Потрудитесь вспомнить, где вы нашли уголь в достаточном количестве для перехода в Константинополь?
– я опять оборвал судовладельца.
– Это при том, что угля в порту наблюдался неимоверный дефицит.

– Опять вы, Георгий Владимирович...
– уныло согласился Шмуклерович, скорее всего, уже догадавшись к чему я клоню.

Его жена внимательно слушала нас, но не вмешивалась в разговор. Я не спеша встал, аккуратно перерезал на ней веревки, после чего вернулся за стол и с легкой насмешкой поинтересовался у Израиля Львовича:

– И что же я получил в ответ? Не трудитесь, я сам отвечу. Черную неблагодарность, вот что я получил в ответ.

– Изя...
– наконец нарушила молчание Циля Абрамовна.
– Рассчитайся с человеком, как положено. Он таки зашел с правильной стороны, - неизвестно откуда, жестом фокусника она извлекла ключ и положила перед мужем на стол, а потом нервными, злыми движениями принялась его развязывать.
– Держи. И больше так не делай, иначе ты сделаешь меня вдовой гораздо раньше, чем я планировала.

– А что я, что я...
– пристыженно заныл Шмуклерович.
– Я так и собрался сделать. Но... но не успел...

– Цецилия Абрамовна, - я встал и совершенно искренне поклонился женщине.
– Я преклоняюсь пред вашей мудростью и красотой. Надеюсь, вы не пострадали?

– Этот шухер, таки не стоит даже ваших слов, - пренебрежительно отмахнулась еврейка.
– В свое время меня грабил сам Япончик, а это, я вам скажу, на самом деле было что-то с чем-то. Правда, Миша был очаровательно культурным человеком, не то что эти халамидники. Примерно, таким как вы, только чуть красившей на лицо. Не хотите, господин фон Норбек, капельку пейсаховки? Моя мама, а она была святой женщиной, я вам точно говорю, научила меня делать настоящую одесскую пейсаховку.

– Не откажусь, Цецилия Абрамовна, - я с улыбкой кивнул женщине и пристально посмотрел на потирающего запястья рук Шмуклеровича.
– Израиль Львович, думаю, нам пора приступить к делам. Для начала озвучьте точную сумму, полученную вами с каждого пассажира, а потом аккуратно отсчитайте от нее семьдесят процентов в мою пользу.

– Божечки...
– схватился за сердце судовладелец.
– Да лучше бы меня ограбили эти босяки. Ни боже мой, сорок и точка. Смею напомнить, это таки пока мой пароход.

– Если бы не я, эта ваша посудина, - я углядел на столе коробку с сигарами и позаимствовав одну из них, аккуратно откусил ее кончик специальной гильотинкой, - эта ваша посудина, максимум через неделю, была бы реквизирована красными. Смею напомнить, совершенно бесплатно. А что было бы лично с вами, я вообще не представляю. Кстати, слышали, что у большевиков все общее? Нет? Да-да, даже женщины. Шестьдесят пять и только из огромного уважения к вашей прекрасной супруге. И я еще не упоминаю о скромной премии в мой адрес за ваше спасение, а также о штрафных санкциях за срыв оплаченной доставки к месту назначения. Хотите, я позову этих несчастных

и спрошу, кого они считаю виноватым в произошедшем? Интересно, нет ли у них желания потребовать свои кровные назад? Ну что вы, что вы, Израиль Львович, не надо хвататься за сердце, меня это совершенно не трогает. А кто меня хотел кинуть? Александр Сергеевич Пушкин или некий Шмуклерович? Ай-яй-яй... Не стыдно?

В общем, я немного поигрался с клиентом и великодушно согласился на шестьдесят процентов от общей суммы. Нет, конечно же, при таком количестве козырей в моей колоде его можно было обобрать как липку, но я никогда так не поступаю. Фигурант должен расставаться со средствами охотно, да еще считать вас при этом благодетелем. Примерно так и получилось.

Ювелирные изделия, румынские леи, турецкие лиры, и еще какую-то экзотическую резанную бумагу, я безжалостно отверг. Французские франки тоже. В Европе бушует послевоенный кризис, обмен на золото все прекратили, курсы валют скачут как сумасшедшие и дальше будет только хуже, поэтому я остановился на родных золотых червонцах, а также британской и североамериканской валюте. То есть, самой устойчивой на данный момент. В итоге, я получил увесистый мешочек с российскими золотыми монетами разного номинала, общим весом два килограмма четыреста двадцать два грамма, восемьсот фунтов стерлингов и полторы тысячи долларов. И да, все-таки турецких лир взял немного, тысяч пятнадцать - внушительную стопку купюр, перевязанную шпагатом, размером с пачку газет 'Советский Спорт'. На мелкие расходы. В Царьград следуем или куда? А там светить рыжьем и твердой валютой явно не стоит

Неплохо получилось, особенно учитывая то, что годовой доход в триста пятьдесят фунтов, дает возможность жить в Британии совершенно безбедно. Хотя да, было бы лучше, если Шмуклерович набрал побольше пассажиров. Но, увы, он просто не успел, потому что, как выяснилось, я поставил ему жесткие временные рамки. Но все равно, хитрый евреец не прогадал, загрузив трюм разным товаром, который надеялся толкнуть в Константинополе по сходной цене. Кстати, Константинополь он собирался сделать своей базой, так что, не исключаю, возможность дальнейшего сотрудничества. Шмуклерович торгаш матерый, прожжённый, хотя и хитрый как змей, но в общем-то порядочный мужик. А я своего будущего, пока не вижу от слова 'совсем'. Так что, сами понимаете.

Словом, все остались довольными друг другом.

– Рад был знакомству...
– я вежливо поклонился семейной чете.
– Увы, но вынужден откланяться...

– Изя, тебе таки не кажется, что Георгий Владимирович слегка изменился, с того самого момента, как эти шлемазлы приложили его по голове...
– озадаченно хмыкнула Циля Абрамовна.

– Да-да, моя роза...
– Израиль Львович как раз тянулся к графинчику с пейсаховкой, но заметив, что жена обратила на него внимание, мгновенно отдернул руку.
– До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю, как он обещал меня пристрелить при нашей первой встрече.

А я мгновенно насторожился. Это косяк. И немаленький. Черт его знает, каким был по жизни прежний хозяин моей тушки, но уж точно не флегматичным добряком. А я уже успел во всю ивановскую засветить свою реальную натуру, что может вызвать некий когнитивный диссонанс у людей, общавшихся с реальным Георгием Владимировичем фон Норбеком. Надо бы вести себя поосторожней. Одно утешение, что на этом пароходе, с момента посадки и до бунта экипажа, я успел пообщаться только со Шмуклеровичами. Но ладно, думаю, должно пронести...