Его желание
Шрифт:
— Привет! — разрушаю повисшую тишину.
— Какого хрена здесь творится? — отмирает моя наивность и мечет в меня гневные молнии.
Ну да, лучшая защита — нападение! И этот запал негодования ей тоже чертовски идет!
— Шумский, вам, простите, взрослых баб уже не хватает, вы к школьницам подкатываете?! А не боитесь за решетку загреметь, а?! За совращение малолетних?!
Боже, ураган «Катрина» в действие! Громы, молнии и предполагаемое цунами стыда, что должно накрыть меня с головой из-за раскаяния в совершенном преступлении. Какая
Улыбаюсь, продолжая стоять на месте, бесить своим спокойствием и разглядывать маленькую фурию.
— Ксю-у-у… — робко раздается из того угла, в котором сидит виновница данного стихийного бедствия, — поехали домой, а?
Обвиняющий взгляд медленно сползает с меня и достается подавшей голос девчонке. Заноза просто испепеляет ее, сжимая в тихой ярости кулачки.
— Для начала я вызову полицейский наряд и напишу жалобу на клуб, — продолжает гнуть свою праведную линию поборница правопорядка.
— Не советую, — произношу тихо, но с той толикой жесткости, которая красноречиво дает понять: не в их интересах поднимать шумиху. — Пострадаете от этого вы: незаконное проникновение на частную территорию, занятие проституцией, нахождение несовершеннолетнего в неположенном месте в столь поздний час… Продолжить? Или достаточно?
Вновь минутная тишина — и искры возмущения электрическим треском заполняют пространство между нами. Одним широким шагом сокращаю его до минимума, нависаю над Занозой, вдыхая полной грудью фруктово-игристый аромат. Он щекочет нос и вырывает из закоулков памяти жаркие фрагменты наших встреч. По телу пробегает разряд желания. Желания впечатать ее своим телом в ближайшую стену, зарыться ладонями в шелк светлых волос и жадным поцелуем стереть с лица необоснованное негодование.
— Думаю, достаточно, — цежу сквозь крепко стиснутые зубы. — У твоего отца и так достаточно проблем, чтобы навешивать на него еще и эту.
Она медленно кивает, соглашаясь со мной, и отступает.
— Вот и умница! — Касаюсь пальцами прядки волос, подцепляю ее и убираю за ушко, прохожусь по четко очерченной скуле, беру Занозу за подбородок, заставляя её смотреть четко мне в глаза. — Жду тебя в понедельник к одиннадцати утра. Без опозданий.
Она молчит, но по глазам вижу: не посмеет ослушаться.
Чуть подаюсь вперёд, склоняю голову, касаясь губами ее бархатной щеки.
— К контракту будет дополнение.
Целую в лоб и отпускаю, отступив на шаг.
Лишь буркнув на прощание что-то нечленораздельное, она хватает за руку робко подошедшую к ней сестру, резко разворачивается и уходит, гордо вскинув голову.
— И я очень рад нашему взаимопониманию! — усмехнувшись, шлю ей вслед волны позитива.
Громко захлопнувшаяся за их спинами дверь служит мне красноречивым ответом и пламенным посылом прогуляться по всем известному маршруту.
Глава 18
*Ксения*
Стиснув
На воздух! Мне нужно скорее выбраться на улицу, вдохнуть поглубже остывший ночной воздух и громко-громко проораться, иначе я просто взорвусь. Когда ехала в клуб, молилась лишь об одном, чтобы с Ришкой ничего не случилось, сейчас же готова сама лично задушить ее!
— Прости… — пробивается сквозь гул в ушах и барабанную дробь в голове еле слышный голос раскаивающейся сестры.
Я молчу. Просто иду вперед почти, не разбирая пути, повинуясь какой-то внутренней путеводной ниточке, что спешно тянет меня подальше отсюда.
— Ксюш, — продолжает она, — ну, прости меня, пожалуйста…
Наваливаюсь плечом на массивное дверное полотно, дергаю ручку вниз, и мы с шумом вываливаемся на улицу. Быстро оглядываюсь, пытаясь сориентироваться в пространстве и понять, где оставила автомобиль. Еще несколько метров молчаливого напористого движения, и я, открыв пассажирскую дверцу, с грозным рыком разъяренной львицы командую:
— Сядь, пристегнись и молчи! Лучше молчи!
Ей хватает ума четко выполнить все указания и не подливать масла в и без того бушующее пламя моего негодования. Громко хлопаю дверцей, надеясь хотя бы на ней оставить часть своей злости. Не помогает.
Обхожу капот и усаживаюсь за руль, пальцами обвиваю его оплетку, сжимая её до побелевших костяшек, и бесцельно взираю в лобовое стекло. Там темнота ночи раскрашена яркими огнями праздной жизни, бесшабашного веселья и безразличия к чужим проблемам. А здесь, в тишине салона Мине-купера, — гнетущая аура безысходности и тихий предгрозовой треск первой серьезной ссоры, маячащей на горизонте нашей сестринской любви.
Ришка не отличается покладистостью характера, но и настолько уж безбашенных поступков за ней не водится. Поэтому-то мне и нелегко принять то, что случилось.
Завожу автомобиль, краем глаза замечаю, как сестра потирает запястье, за которое я ее тащила. Совесть тонкими иголками обиженного ежика, свернувшегося в клубок, колет душу. Горечь во рту мешает говорить, и я молча выезжаю на дорогу.
На трассе свободно, и светофоры, словно специально, подмигивая мне зеленым светом, максимально сокращают время в дороге.
Я решаюсь заговорить, когда заглушаю мотор, припарковавшись во дворе нашего дома. Надо бы подняться и отпустить соседку, присматривавшию за спящим Максом, но я же взорвусь от всех тех невысказанных вопросов и, может, даже претензий, нарастающих во мне снежным комом и грозящих накрыть лавиной мою внутреннюю неконфликтность.
— Какого хрена… — Медленно разворачиваюсь к сестре, не рискнувшей даже пошевелиться и отстегнуть ремень. — Какого хрена ты поперлась в этот клуб?! Что ты там устроила?! Где твоя голова и разумный мозг?!