Эгоист
Шрифт:
Бедный Уилоби меж тем выжигал свое сердце ядовитой медной ярью ревности, и теперь оно походило на освещенную фонарем кладбищенского вора старую, ржавую кирасу, валяющуюся в луже, затянутой зеленой тиной. С чем еще сравнишь несчастного? В груди его тяжко ныла образовавшаяся пустота; чувство жжения и усталости от вековечной гибельной борьбы, глубокая вмятина — на месте, где «звезда спалила душу». И как же саднила эта рана! Жертва рокового сражения и одновременно пример того, чем кончаются подобные сражения, он выдохся совсем и впал в состояние вялой агонии.
Даже безграничная ненависть не в состоянии избавить от боли. Он это познал. Точно так же обстояло и с презрением: он и это чувство исчерпал до дна. Подобно телу утопленника, которое отказывается тонуть, на
Нет, он не мог ее простить. И хоть он горел желанием стиснуть ее в своих объятиях, соображения стратегии предписывали ему держаться с прежней холодностью, дабы Клара вкусила всю горечь его неудовольствия.
— Вы сегодня катались? — спросил он учтиво, подойдя к ней, когда все собрались на газоне перед домом.
— Я? Да, — ответила Клара.
— Надеюсь, вы довольны прогулкой?
— О да, очень.
Оно и видно было. Бесстыдница, хоть бы покраснела! Сэр Уилоби с подчеркнутым участием обратился к Летиции, спросив, отчего у нее такие грустные глаза.
— Должно быть, от врожденной меланхолии, — сказала она.
— Я полагаю, что можно найти средство от всех недугов, кроме тех, от которых мы страдаем по чужой вине, — вполголоса проговорил он.
Летиция ничего не возразила.
Де Крею хотелось уверить себя, что Уилоби так же равнодушен к мисс Мидлтон, как та равнодушна к Уилоби; глядя на обрученных, он утвердился в своем убеждении и принялся рассказывать о прогулке, с восхищением отзываясь об искусстве верховой езды, проявленном его спутницей.
— Вам бы следовало сколотить труппу странствующих циркачей, — отозвался Уилоби.
— Отличная мысль! Вот, мисс Мидлтон, еще один способ провести нашу экспедицию, — подхватил де Крей. — А мне в этом цирке, видно, выпадет роль клоуна? Ну что ж, не возражаю. Надо только заглянуть в какой-нибудь сборник острот.
— Вам это ни к чему, — сказал Уилоби.
— Вы боитесь, как бы я не испортил свою роль? Видите ли, ни один дилетант не в состоянии поддерживать клоунаду в течение целого месяца — а мы говорили именно о таком сроке. Он в первый же день исчерпает свои ресурсы, и самый тупой профессионал с размалеванной физиономией и хохолком на макушке заткнет его за пояс.
— О какой такой «нашей экспедиции» идет речь, позвольте спросить?
Де Крей сердцем понял, что следует избавить мисс Мидлтон от лишнего намека на медовый месяц.
— Так, игра, средство от скуки.
— Так, — сказал Уилоби, — игра на месяц, говорите?
— Ах, если бы ее можно было продлить на годы!
— Ну вот, Гораций, я вижу, вы уже начинаете меня морочить, как завзятый клоун. Извините, но я туп.
С этими словами Уилоби поклонился доктору Мидлтону и, оторвав его от Вернона, взял его по-сыновнему под руку и отвел в сторонку.
Клара посмотрела им вслед. Де Крей перехватил ее взгляд, и необходимость для успокоения совести прибегнуть к казуистике отпала сама собой: в этом взгляде было довольно пороху, чтобы заставить боевого коня вздрогнуть и захрапеть в ожидании призывной трубы.
Глава двадцать четвертая,
Сторонний наблюдатель надвигающихся
И мисс Дейл и Вернон Уитфорд, оба, занимались подсчетом интонаций, взглядов и собирали обрывки разговоров. Добросовестность наблюдателей не подлежала сомнению, поскольку Летиция была и в самом деле лицом незаинтересованным, а Вернон искренне почитал себя таковым. И уж конечно, ни тот, ни другая не подозревали, что все эти эпизоды и пассажи, за которыми они следят с таким пристальным вниманием, имеют непосредственное отношение к их собственной судьбе. Они были всего лишь старательными наблюдателями, прилежно подбирающими колоски. Летиция полагала, что Вернон имеет влияние на Клару; в свое время Вернон и сам так думал, но теперь решил, что то была пустая, самонадеянная мечта. Оба сопоставляли внезапное доверие, которым их одарила Клара, со столь же внезапно сменившей его сдержанностью, как только на сцене появился полковник де Крей. Сэр Уилоби просил Летицию уделять мисс Мидлтон как можно больше времени — признак того, что и он был настороже. Казалось, еще одна Констанция Дарэм бьет крылами, пробуя их силу перед отлетом.
Летицию поразила молниеносность, с какой Клара оказалась на короткой ноге с полковником де Креем: ведь все их знакомство исчислялось часами! Впрочем, подозрения, запавшие было в душу Летиции, когда она впервые увидела обоих вместе, и заставившие ее просить Вернона помедлить с отъездом, сейчас несколько поутихли. Искрящаяся весельем, непринужденная, дружеская беседа, за которой Летиция застала тогда Клару и полковника де Крея у калитки своего дома, и удивила и испугала ее. Она не понимала, что поразившая ее фамильярность их отношений была неизбежна, что когда жизнь сталкивает две столь живые и непосредственные натуры — да притом еще таким необычным образом, — иначе и быть не может; не понимала, что Клара все это время задыхалась в окружавшей ее атмосфере чопорной сдержанности. Не понимала, наконец, и того, что фамильярность эта была условной, как бы наигранной и отнюдь не означала подлинной близости.
Летиции довелось краем уха слышать их бессвязный спор о Флитче.
— Уилоби его ни за что не простит, — утверждала Клара.
— Ну что вы, — возражал полковник, — не каменный же он, в самом деле?
Клара промолчала.
Когда же, в ответ на уверенное заявление де Крея: «Вот увидите, Флитч еще воцарится на паттерновских козлах, — или я утерял свой дар красноречия!» — Клара лишь покачала головой, Летицию вдруг осенило: эта девушка, еще час назад не признававшая господина над своим холодным сердцем, несмотря на то что была просватанной невестой, нашла наконец достойного партнера или, как говорится — свою судьбу. С тех пор как Летиции открылся характер мисс Мидлтон, особенно после того, как она узнала, что Клара еще прежде, чем довериться ей, излила свою душу мужчине, такой грозный исход представлялся ей вполне возможным. Летиции казалось невероятным, чтобы юная девушка решилась коснуться своей святая святых в разговоре с мужчиной, пусть даже таким, как Вернон Уитфорд. Впрочем, разве жизнь не вереница чудовищных и необъяснимых фактов, неумолимо увлекающих нас за собой и не дающих нам опомниться? Что же, если Клара могла открыться Вернону — поступок, немыслимый для Летиции ни при каких обстоятельствах, — следовательно, ей ничто не мешало точно так же поделиться и с де Креем.