Эгоист
Шрифт:
— Но погодите, дайте мне найти для себя жилье поблизости от Паттерн-холла (а меня обнадеживают, что таковое найти можно), — и вот увидите, что, кроме этого дома, я оттуда ни ногой! — заключил он.
Летиция прошла к себе. Она волновалась, но в меру, ровно настолько, чтобы предпочесть книгу общению с живыми людьми. Ее тревожила судьба Кросджея. За Клару она была более или менее спокойна. Та была исполнена решимости, а раз так, то какой джентльмен станет ей перечить? Разумеется, он будет уговаривать, но девушка, которая способна пренебречь сэром Уилоби, вряд ли поддастся на уговоры. Люди менее достойные скорее могут рассчитывать у нее на успех. При всех своих недостатках, сэр Уилоби обладал известным величием, величием того типа, которое исключает апелляцию к жалости. Просьба в его устах прозвучала бы, как снисхождение, ибо
Он был внизу, в прихожей. В ту минуту, когда Летиция к нему приблизилась, дверь в лабораторию открылась и вновь захлопнулась.
— Сейчас решается ее судьба, — сказала Летиция.
Побледневшее лицо Вернона отнюдь не свидетельствовало о философическом спокойствии.
— Мне, вероятно, было бы лучше последовать примеру Кросджея, — сказал он, — и пуститься в бега, чтобы не попадаться на глаза профессору.
Они говорили вполголоса, украдкой поглядывая на дверь.
— Конечно, я хочу, чтобы все кончилось так, как хочет она, — сказала Летиция. — Но боюсь, что мальчику не поздоровится.
— В таком случае я возьму его к себе, — сказал Вернон, — это будет, пожалуй, лучше. Думаю, что справлюсь.
Дверь в лабораторию вновь открылась и захлопнулась. На этот раз она выпустила мисс Мидлтон. Лицо ее горело. Увидев своих друзей, она попыталась скрыть бурю, бушевавшую в каждой черточке ее лица, и явила им мертвенную улыбку, — на большее она была неспособна.
Перед тем как сделать шаг от двери, она вздохнула всей грудью.
Вернон вышел в сад.
Клара устремилась к Летиции.
— Вы обманулись! — сказала она.
Из ее горла вырвалось гневное жесткое всхлипывание, и она не могла продолжать.
Летиция принялась упрашивать ее подняться к ней в комнату.
— Мне нужно на воздух, я должна быть одна, — сказала Клара, схватила шляпу и, сбежав по ступеням каменного крыльца, повернула направо, чтобы не проходить под окнами лаборатории.
Глава тридцать третья,
Клара дошла до лужайки для игры в шары. Там, возле лаврового куста, она увидела Вернона и спросила, где ее отец.
— Не советую говорить с ним сейчас, — сказал Вернон.
— Мистер Уитфорд, быть может, вы возьмете это на себя?
— Сейчас это было бы неразумно. Надо подождать.
— Ждать? Но почему?
— Он не в подходящем настроении.
Она чуть не задохнулась. Бывают минуты, когда мы ищем в друге не мудрого советчика, а покорного раба. В такие минуты доводы благоразумия нам ни к чему. Мы идем напролом. Клара стремительно покинула Вернона, словно обнаружила, что заговорила по ошибке с дорожным столбом.
Сцена с Уилоби оставила в ее сознании густое облако тумана, сквозь которое явственно проступало лишь одно: что он будет держаться за нее до последнего и не намерен вернуть ей свободу или хотя бы позволить ей уехать на время.
О, мужчины! Клара, с ее неискушенной девичьей душой, решительно отказывалась их понять. Таинственные мотивы, которые ими движут, их необъяснимые пристрастия, тщеславие, которое они стыдливо облекают в маскарадное домино, и, с другой стороны, деспотизм, который бесстыдно выставляют напоказ, — все это ее отталкивало, и ее женская натура восставала против грубой силы, лежащей в основе их могущества. Разумеется, она признает справедливость упреков, которые можно адресовать ей. Но это ничуть не меняет существа дела. На все упреки у нее был один-единственный ответ: «Что угодно, только не быть его женой!» Исчерпав все
К счастью для мисс Мидлтон, ястребиный взор полковника де Крея разыскал ее среди буковой рощи на холме уже после того, как пыл ее раздражения несколько поутих.
Вернон между тем пребывал в нерешительности. И в самом деле, рассуждал он, трудно было бы избрать более неподходящую минуту для разговора с доктором Мидлтоном. Быть может, еще раз дружески поговорить с Уилоби? И тут же увидел обоих: Уилоби шел по газону к доктору Мидлтону, а тот остановился, готовый подарить гостеприимному хозяину все свое внимание. Его они то ли не заметили, то ли не пожелали заметить. И он повернул назад к Летиции и зашагал с ней рядом. Вскоре, однако, ему стало невмоготу слушать славословия его самоотверженности и великодушию. Правда, похвалы ее свидетельствовали о том, что ему удалось скрыть свою сердечную тайну, и все же было в этих комплиментах нечто неприятное. Наделенный юмором и незаурядным знанием человеческого сердца, он сравнивал себя с игроком; провозгласив азартное: «Все — или ничего!» — тот отвергает с презрением мелкий выигрыш, раз крупный не дается в руки: лучше горделиво покинуть стол, оставив на нем последний грош, нежели унести жалкие крохи того умопомрачительного выигрыша, на который он рассчитывал. Если нам не повезло в любви, то избави нас бог от разменной монеты комплиментов нашей добродетели! В особенности, когда мы знаем, что она чисто внешняя. Добро бы Летиция похвалила его за стоицизм, с каким он переносит свой проигрыш! Но как раз этого она не была в состоянии оценить, ибо даже не подозревала о его фантастической ставке.
— Уилоби согласен простить Кросджея на известных условиях, — сказал он, — и требует от тех, кто за него хлопочет, гарантии, что они будут выполнены… Но неужели вы предполагали, что Уилоби добровольно от нее откажется? Разве он может? Да и всякий на его месте… Конечно, ему следует отказаться. Но это легко сказать! Хоть я и не присутствовал при их беседе, я ни минуты не сомневался, чем она кончится. Я даже представляю себе, что говорилось каждым из них. Теперь все зависит от того, насколько у нее хватит мужества. Доктор Мидлтон не захочет сейчас покинуть Паттерн-холл. И нет никакого смысла говорить с ним об этом сегодня. Она же нетерпелива от природы, а сейчас доведена до отчаяния.
— Почему нет смысла говорить с доктором Мидлтоном сегодня? — спросила Летиция.
— Потому что вчера ему подали вино, которое пришлось ему не по вкусу. Он не в форме и не в состоянии заниматься. Единственное, что его утешает, это мысль о предстоящем обеде с паттерновским портвейном. Так что никакие силы не заставят его сегодня покинуть Большой дом.
— Господи!
— Я прекрасно понимаю, что кроется за этим возгласом!
— Я не вас имею в виду, мистер Уитфорд. Вы — исключение.
— Отнюдь нет, я такой же, как все. Ну, хорошо — мужчины вызывают законное недоумение. Допустим. Но, если женщина сделала выбор — разве мужчина не вправе требовать, чтобы она от него уже не отступалась? Правда, женщины плохо знают жизнь, да и себя тоже. И все же не следует забывать, что исходную ошибку совершила она. Ведь это из-за нее доктор Мидлтон очутился здесь, и вот не успел он освоиться и привыкнуть к чрезвычайно удобному для него образу жизни, как его хотят сорвать с места.
— Тут я ничего не понимаю и ничего не могу объяснить, — сказала Летиция.