Эгоист
Шрифт:
Сэр Уилоби погрузился в задумчивость. Затем, подобно музыканту в оркестре, он взмахнул смычком и вновь подхватил мелодию.
— Мне показалось, что Летиция Дейл была вчера в необыкновенном ударе, — исполнил он свою партию.
— Летиция? — с некоторым недоумением переспросила его собеседница.
— Найдите для нее новое определение. Я, да будет вам известно, коллекционирую ваши афоризмы.
— Я бы сказала, что она уже на три четверти выползла из своей раковины и носит ее, как капюшон.
— И готова скинуть его по первому знаку? — подхватил он. — Великолепно! И
— Да, все это хорошо, любезнейший сэр Уилоби, но сами-то мы так ли уж великолепно себя ведем? Когда же мы будем точно знать, чего хочет наше сердце?
Сэр Уилоби ответил протяжным многосложным вздохом, напоминающим составные слова, столь излюбленные поэтами, пишущими на тех трижды благословенных языках, которые позволяют выразить так много в едином слове.
— Что касается меня, то я всегда знал, чего хочу. Ум живой и острый не такая уж редкость среди женщин. Зато подлинный интеллект — это перл. Женщина, обладающая интеллектом, прекрасна, как греческая статуя. Это божественный дар, редкий, как все, что нам ниспосылает небо.
Миссис Маунтстюарт хмыкнула, как бы адресуясь к кому-то невидимому.
— Продолжайте, я вас слушаю, — сказала она.
— Редкость этого явления, — заметьте, я имею в виду не просто интеллект, а интеллект чуткий, иначе говоря, гармонически сочетающийся с отзывчивым сердцем, — итак, уже одно то, что явление это столь редкостно, заставляет нас крайне неохотно отказываться от него если нам посчастливилось его встретить. С каждым годом я ценю его все больше и больше.
— Я что-то не пойму: это исповедь или философский трактат?
— Простите?
— Это рассуждение общего порядка или имеется в виду некая определенная особа?
Он пожал плечами.
— Душевное сродство может существовать совершенно независимо от прочих наших отношений, связей и привязанностей — как материальных, так и духовных.
— Ну что ж, все это, пожалуй, не отдает голосом страсти, — заметила миссис Маунтстюарт, — и к тому же весьма удобная доктрина для мужчин. Согласно ей, всякий вправе запастись своей Аспазией{51} и одновременно наслаждаться радостями законного брака. У входа в парк мы видели краем глаза прекрасную Мидлтон с полковником де Креем. Профессор Круклин все еще под впечатлением странной галлюцинации.
— Меня это ничуть не удивляет.
Готовность, с какой была произнесена последняя реплика, и двойной смысл, который можно было в ней усмотреть, заставили миссис Маунтстюарт, несмотря на весь ее юмор, насторожиться.
— Жаль, что профессор Круклин вас не слышит, — сказала она, — он продолжает настаивать на своем: на коляске, на гостинице, на промокших башмаках, согревательном декокте, свидетельствах хозяйки гостиницы и носильщика — словом, на всем.
— Повторяю: меня это ничуть не удивляет.
— То есть вас не удивляет, что он настаивает на своем?
— Ну да, коль скоро он страдает галлюцинациями!
— Как бы и другие не поддались его галлюцинации!
— Мне остается только сказать еще раз…
— Что вас это нисколько не удивит? Чрезвычайно философично с вашей стороны. И прекрасно сочетается
— Полагаю, что профессор Круклин не спустится со своих классических высот и не станет делиться своими галлюцинациями с доктором Мидлтоном.
— Сэр Уилоби, вы — настоящий рыцарь!
Его разглагольствования о совершенствах Летиции придали миссис Маунтстюарт смелость намекнуть на его отношения с Кларой. Как это ни уязвляло его гордость, интересы самосохранения вынуждали его смириться.
— При чем тут рыцарство! Мне просто хотелось бы оградить тех, кто пользуется моим гостеприимством, от неприятностей какого бы то ни было рода, — сказал он. — А доктор Мидлтон умеет, по выражению Вернона, принимать облик Зевса-громовержца.
— Я так и вижу его в этом качестве. Ходячая энциклопедия во образе разъяренного быка! Ночной кошмар школьника, не приготовившего урока!
— Да, чего не сделаешь, чтобы избежать такого видения!
— Он должен быть страшен во гневе! Как хотите, вы все же великодушнейший из рыцарей, раз вы печетесь о том, чтобы оградить ее от родительских громов. Но скажите мне откровенно, почему вы отказываетесь снизойти к некоторым тактическим тонкостям? Послушайте вашего старого друга! Вы чересчур высокомерны. Ни одна женщина не простит своему возлюбленному, если он позволит себе быть таинственным и непостижимым больше тридцати минут подряд. Спуститесь с вашего пьедестала хотя бы на ступеньку. Только не вздумайте читать нотации. Властвуйте, если угодно, но незаметно! Сказать по правде, я не признаю философской невозмутимости в любви. Все это, разумеется, выглядит достойно, да только не верю я в искренность тех, кто надевает на себя личину философического равнодушия. Я ничего не имею против любовных ссор: они придают влюбленной паре живописность и нарушают однообразие. Я сразу заприметила в ней мятежную жилку. И конечно, желательно, чтобы она исчерпала свое бунтарство до брака.
— Кларино бунтарство? Пустое ребячество! — произнес Уилоби, пытаясь покровительственно-отеческим тоном скрыть внутреннее содрогание. — Когда вы входили в парк, вы видели ее только издали, а то наверняка услышали бы ее серебристый смех. Гораций ее чрезвычайно забавляет.
— Да, я благодарна ему по гроб за вчерашний вечер. Ее веселое личико озаряло мой стол. Смех ее был дождем в пустыне! Вы поймете всю тяжесть бремени, которое меня придавило, если я вам скажу, что буквально упивалась этой парочкой, — это было единственное очко в мою пользу в партии, которую я безнадежно проиграла. Хоть я и не могла расслышать их слов, но уверена, что они были остроумны.
— О да, в остроумии им не откажешь — ни ей, ни ему, — согласился Уилоби. — В остроумии известного рода.
— Разговор их был слажен, как чистый и звонкий звук, издаваемый кимвалами.
— Я бы не сказал, что кимвалы — самый изысканный музыкальный инструмент. Впрочем, я нахожу их болтовню забавной и сам не прочь послушать ее, когда бываю в настроении.
— Вам следует почаще бывать в настроении, мой друг. Вы умеете быть образцовым собеседником, когда захотите.
— Под вашим руководством, сударыня!