Егорка из детского дома
Шрифт:
Заместительница директора только хмыкнула и протянула Егорке полиэтиленовый пакетик с конфетами «Мишка на Севере». Егорка ловко сунул их под рубашку, благодарно улыбнулся и выскочил за дверь.
– Елена Леонидовна, зайди-ка ко мне, – в голосе Ларисы Ивановны прозвучали металлические нотки. – И дверь за собой закрой покрепче и садись.
Она подождала, пока та всё это сделала и, подойдя, нависла над ней:
– Ты, дура набитая! Ты что это вытворяешь?!
– А что я такого сделала?! Я только…
– Тебе напомнить, идиотка, что ты такого наделала?! Шалава! – страшным шёпотом осадила её
– Да, нет, Лариса Ивановна, не надо. Я всё хорошо помню… – заныла та и губы её затряслись.
– Ну, а, если всё хорошо помнишь, то какого лешего ты потащилась к директору?! Забыла, кто здесь всё решает?!
– Ну, я же не знала, что вы ещё здесь… А этот Ванжус уже всех достал своими выходками. Вот я и сказала, чтобы его вели к директору.
– Ванжуса оставь в покое и другим это передай. Поняла?! – холодным металлическим блеском сверкнули дужки очков заместительницы директора.
– Поняла, поняла, – закивала покрывшаяся красными пятнами воспитательница.
– Сейчас возьмёшь у Прохоровны на складе два трёхколёсных велосипеда и оставишь у себя в группе. Чтобы прямо сейчас же дети начали на них кататься, ясно? Ванжуса и его вещи трогать всем запрещаю, – и, поймав непонимающий взгляд Елены Леонидовны, сверкнула на неё очками: – Я так хочу! Ясно тебе?!
– Да-да, Лариса Ивановна, как скажете, – торопливо кивнул та.
– И никогда не забывай, что это я тебя от тюрьмы спасла, когда у тебя хватило ума залететь от нашего шестнадцатилетнего воспитанника. И только я смогла отправить его от греха подальше в соседнюю область, чтобы у тебя, дуры такой, даже и в мыслях не было желания продолжить с ним якшаться, пока не дошло до прокурорских ушей. Мне здесь такая слава не нужна. А сейчас пошла вон и не смей больше вытворять ничего подобного, а то я тебе быстро покажу, где в Москве Матросская тишина находится, а то ещё и мордовские лагеря поедешь обживать, идиотка. И ребёнок прямой дорогой в Дом грудника загремит. Хочешь так?
– Н-н-нет, Лариса Ивановна, я же понимаю, что обязана вам по гроб жизни. Всё сделаю, как скажете, – зашмыгала носом молодая женщина и, попятившись спиной к двери, споткнулась о порог.
– Не упади, идиотка! Ещё не хватало мне здесь производственного травматизма! – крикнула ей вслед заместительница директора и, выдохнув, села в своё кресло. Она закрыла глаза и потёрла кончиками пальцев виски. Потом взглянула на часы, встала и направилась в кабинет директора. Вопросительно глянула на секретаршу. Та, усмехнувшись, молча, пожала плечами. Лариса Ивановна кивнула и без стука вошла в кабинет директора:
– Мне удалось всё уладить, Лидия Фёдоровна. Детям сейчас выдадут дополнительно велосипеды и все будут довольны.
– Это, конечно, хорошо, – с недовольной интонацией в голосе произнесла директриса и требовательно посмотрела на свою заместительницу: – А вот с Ванжусом нужно что-то делать. Такое поведение просто недопустимо. И я настаиваю, чтобы наш психиатр всё-таки ещё раз внимательно осмотрела его и решила вопрос о срочной госпитализации в детское отделение психиатрической больницы. Вы же сами видели, как он на меня смотрел! Такой может и из-за угла ножом пырнуть.
– Вы думаете, что
– Несомненно! По крайней мере, поспокойнее станет, – с апломбом заявила директриса.
– Хорошо, я скажу нашей Алле Михайловне, чтобы она его осмотрела в ближайшее время, – кивнула Лариса Ивановна и неожиданно широко улыбнулась: – Лидия Фёдоровна, тут у нашей Миланочки день рождения послезавтра намечается. Вы не против посидеть с нами, чайку попить, именинницу поздравить?
– Ну, это же после работы будет? – оживилась директриса.
– Конечно, мы же все это понимаем. Отмечаем только после работы, в тесном кругу, чтобы потом пересудов не было. Единственное, вы же не против, если с нами наши мужчины посидят?
– Ну, а они же свои? …разговоров же потом не будет? – полуутвердительно спросила Лидия Фёдоровна.
– Конечно, только проверенные люди! Мы же не станем сами себя подводить, – вновь широко улыбнулась Лариса Ивановна.
– Это здорово! Я люблю хорошую компанию. В тот раз как мы душевно посидели, – восторженно закатила глаза директриса.
– Вот и отлично! Тогда послезавтра в семь ждём вас там, в подвале, в кандейке у Прохоровны.
– А что это в подвале-то? Давайте, здесь у меня, как в прошлый раз, – Лидия Фёдоровна радушно обвела руками вокруг себя. – Места много, и дверь двойная. Приёмную на ключ закроем и посидим, как следует.
– Какая же вы молодец, Лидия Фёдоровна! Всё так здорово придумали! У нас такого умного и компанейского начальника никогда не было, – вновь широко улыбнулась её заместительница.
– Ой, да ладно уж, Лариса Ивановна! Совсем меня захвалили! – кокетливо замахала короткими ручками директриса. – Ну, всё, договорились, послезавтра, в семь. По поводу подарка – скажите по сколько скидываться?
– Да подарок ей мы уже купили. Вы, главное, сами приходите, Лидия Фёдоровна, а то без вас нам скучно будет, – кивнула Лариса Ивановна и, продолжая улыбаться, вышла из кабинета.
Глава 13
– Ну, что, девки, надо подумать, кого из наших мужиков под неё подложить. Тьфу, наоборот – её под кого из них подложить, – Лариса Ивановна прищурившись, посмотрела в низкое окно полуподвального помещения, заставленного большими картонными коробками, набитыми всякой всячиной: новенькие чайные сервизы, обеденные и десертные тарелки, кружки. По углам большой комнаты высились холодильники в заводской упаковке, рядом стояли коробки с новенькими телевизорами и радиоприёмниками. Метровыми рулонами на стульях была навалена немецкая, оконная тюль. Она поблескивала металлической нитью в лучах заходящего солнца. На стеллажах громоздились коробки и пакеты с канцтоварами, тетрадями, моющими средствами прочими столь необходимыми в домашнем обиходе вещами. Наступили сумерки, из полураскрытого окна потянуло вечерней прохладой… За длинным, обшарпанным, с остатками тёмно-коричневой полировки столом сидели завхоз Прохоровна, секретарша Милана и главный бухгалтер Маргарита Петровна. Перед ними стояла наполовину пустая бутылка водки, открытая банка рижских шпрот, кусочки чёрного хлеба; от нарезанной на кружочки копченой колбасы потрясающе пахло на всю комнату.