Егорка из детского дома
Шрифт:
– Ну, какой из меня директор?! – жалко улыбнулся Яков и растерянно огляделся по сторонам, словно ища у кого-то поддержки. Но они были в комнате вдвоём и, ему ничего не оставалось, как вновь устремить свой взгляд на собеседницу.
– Машину хочешь?
– Хочу, конечно, но…
– Так у тебя же будет служебная машина и не одна. Сможешь ездить на какой захочешь. А потом купишь себе любую, которая придёт по распределению в детский дом. Будешь, как сыр в масле кататься. Жена, дочь тебе только благодарны будут – обеспечишь их на всю оставшуюся жизнь.
– Заманчиво, конечно, – всё ещё растерянно протянул Яков. – У меня прямо в голове не укладывается, что такое со мной вообще может быть.
Увидев, что в глазах собеседника загорелся интерес, и голос его стал увереннее, Лариса Ивановна поняла, что цель достигнута – физкультурник уже начал примерять на себя роль директора детского дома. Теперь наступил момент истины и она, взяв его двумя пальцами за подбородок, повернула лицом к себе: – Но ты должен прямо сейчас уяснить для себя одну оч-чень важную вещь.
– Говори, Ларочка! Для тебя всё что угодно, – с сияющими от возбуждения глазами, отозвался тот.
– Этим назначением ты будешь обязан только мне. И только я буду твоей правой рукой всё время, что ты будешь на этой должности. Тогда в моих интересах будет делать всё, чтобы ты как можно дольше оставался директором этого детского дома.
– Я согласен, Ларочка, – прошептал Яков. Ему продолжало казаться, что всё это происходит во сне.
– И запомни: тот день, когда ты вдруг решишься предать меня или от меня избавиться – станет твоим последним днём пребывания здесь, – голос Ларисы Ивановны не сулил ничего хорошего. – Как там у Тараса Бульбы: «Я тебя породил – я тебя и убью».
– Звучит страшно, – нервно усмехнулся физкультурник: – Но я постараюсь никогда не предавать или бросать тебя, Ларочка. Только одно не пойму – как же я смогу стать директором, пока в том кабинете сидит Лидия Фёдоровна.
– А я и не говорила, что тебя прямо завтра назначат на её место, – вздохнула Лариса Ивановна. – Нам тоже, конечно, не выгодно, терять столько времени, но спешка, сам знаешь, хороша только в одном случае.
– А когда же тогда? – чуть расстроенным голосом спросил Яков.
– Думаю, что через пару-тройку месяцев мы с ней распрощаемся. Только сделать это всё нужно по-умному. А ты за это время всё-таки закончи водительские курсы. Да ходи теперь и подмечай всё за директрисой – как и что почём.
Физкультурник пожал плечами:
– Как подмечать-то?? Я же не могу всё время за ней ходить. У меня пока своя работа есть.
– И то правда, – согласилась Лариса Ивановна. – Ладно, не переживай, всё утрясётся. Тем более что я всегда буду рядом с тобой и подскажу при случае – что и как делать.
– А как же ты собираешься её …кхм… ну, убрать с этого места, – глаза Якова уже горели нетерпением и ожиданием грядущих кардинальных перемен в его жизни.
– Самым надёжным старинным русским способом, – загадочно улыбнулась
Глава 18
Воспитательница Елена Леонидовна тяжело поднялась со стула и, переваливаясь с ноги на ногу, зашагала в сторону детского туалета:
– Всё? Все сделали свои дела? – обратилась она к сидевшим на больших эмалированных горшках детям. Девочки были отгорожены от мальчиков старой, потрёпанной, когда-то белой ширмой.
– Да-да, – закричали те и тут же затихли – в этот момент в туалетную комнату заглянула ночная нянька Татьяна Васильевна. Судя по всему, на работу в это раз она пришла без настроения. Она окинула тяжёлым взглядом детей и недовольно поинтересовалась: – А чё ты их, Ленка, на горшки-то высаживаешь? Пусть на унитазы залазят, да смывают хорошенько за собой.
– Да высокие же унитазы, для взрослых. Изгваздают всё, да и сами же видите, что на всех этих самых унитазов не хватит, – попробовала возразить ей та. – А тут они дружно сделают свои большие дела, да и в унитаз всё сами и смоют.
– И горшки пусть за собой сами вымоют. Нечего мне лишней работы добавлять, – хмуро заявила Татьяна Васильевна и пошла переодеваться в рабочую одежду.
Дети, молча, переглянулись. В комнате наступила тягостная тишина.
– Сволочь такая! – подражая чьей-то интонации, не выдержал Егорка. Он встал с горшка, вытер задницу смятым газетным обрывком и быстро натянул трусы. Затем взял тяжёлый горшок и, вылив содержимое в унитаз, быстро сполоснул его под краном. – Всё, я пошёл в группу.
– А ну, стой, Ванжус! – неожиданно в проёме двери вновь появилась фигура ночной няньки. Она уже переоделась во фланелевое, просторное платье и накинула на себя пожелтевший от времени медицинский халат. – Ты, засранец, кого тут сейчас сволочил? Уж не меня ли?
Егорка настороженно посмотрел на женщину.
– Чего молчишь, а?! А горшок-то свой ты за собой вымыл? – она подошла к фанерному шкафчику с отделами для горшков и коротким взмахом руки скинула эмалированный горшок на пол из тёмно-красной метлахской плитки. Раздались оглушительный металлический звон и дребезжание, и дети машинально вскрикнули, зажав ладонями уши. – Смотрите все – какой грязный! А ну, взял его быстро и вымыл при мне хорошенько!
– Я уже помыл его хорошенько, – дрожащими от волнения губами ответил Егорка, глядя с ненавистью прямо ей в глаза.
– Что ты там сказал, щенок?! – прищурила глаза Татьяна Васильевна и, встав в позу – руки в боки – заорала: – Быстро я кому сказала! А то ты у меня сейчас своим поганым языком этот горшок вылижешь до блеска!
– Не стану я ничего вылизывать! – фальцетом воскликнул Егорка. – Сама лижи, если тебе так надо, дура!
– Ой! – воскликнула испуганная происходящим маленькая Оля и руками обхватила свои щёки. – Нельзя, Егорка, так старшим говорить.