Егоша и маленькие, маленькие бабочки...
Шрифт:
— Года? — изумился Егоша.
— Века, — сказал Миша-ангел. — Это ж понятно. Века! Из Амстердама. Войнищи кругом навалом. И ни тебе интернета, ни тебе радио. Шустрый был, как электровеник. Так по Европе гонял! Мне за него даже премию дали. А был один, ну сущий ужас. Ребенок — идеальный, а вырос — так бог ты мой! Родом из Тамбова, работал в КГБ. Людей стрелял собственноручно. Поставили и его к стенке. Даже я ничего сделать не мог. Только дуло пистолета чуть перенаправил, чтоб прямо в сердце, чтоб уж не мучился. А ведь я, между прочим, тоже в отпуск хочу. К Машке. Машка теперь в твоем Париже.
—
— А чей же? На Земле, значит, твой. Машка любит Париж, а мне как-то пофиг. Да я бы хоть туда к ней смотался, так нет, теперь затаскают.
— Куда? — спросил Егоша.
— Куда-куда. Вверх! У нас или вверх, или вниз. — Миша-ангел мрачнел на глазах, и это было видно даже в плохо освещенном кафе. — Защитничек! — вырвалось у него раздраженно. — Ведь затаскают!
— Почему? — спросил Егоша.
— Достало меня твое «почему»! Ты же слышал — если один из присутствующих не разделяет мнение суда, решение не может быть принято. А ты что, разделяешь? Ты не разделяешь!
— Нет, — сказал Егоша. — Не разделяю. Потому что это несправедливо.
— Вот-вот! — чуть ли не вскричал Миша-ангел. — А обо мне ты подумал? Подумал? — Но тут же, как бы спохватившись, переменил тон. — К Машке все равно заглянем. Она только вернулась.
— А тебе не влетит?
— Так мы быстренько! — и Миша-ангел взял Егошу за руку, чуть выше запястья.
Машкина комната очень напоминала комнату Миши-ангела и все-таки была другой. Кругом были разбросаны какие-то женские вещи, белье, побрякушки. На тахте сидела сама Машка и примеряла какие-то немыслимые сапоги.
— О! — сказала Машка. — Уже не ждала. Глянь, какие штучки стали делать! Я еще прихватила — так на таможне не пропустили.
— А что, у вас есть таможня? — удивился Егоша.
— А как же, — сказал Миша-ангел. — Иначе понатащили бы всего груду.
— Да, — сказала Машка. — Техника ни в какие ворота, а со шмотьем полный порядок.
— Есть такие ловкачи — природные ресурсы тянут. Но с этим у нас тоже строго. Даже сослать могут.
Миша-ангел подсел к Машке, и они о чем-то заворковали. Егоша даже отвернулся, чтобы им не мешать. Но Миша-ангел тут же вернулся к нему.
— Пора.
— Надолго? — спросила Машка.
— Увидишь.
— Другого найду, — и Машка хихикнула.
— Попробуй! — сказал Миша-ангел. — Попробуй! — и даже погрозил кулаком.
Он опять взял Егошу за руку, и Егошу словно пронзил слабый-слабый, еле уловимый ток. Исчезла комната Машки, и сама Машка, и ее парижские сапоги. Но тут что-то произошло, явно непредвиденное. Миша-ангел все еще держал Егошу за руку, но они словно проваливались куда-то, медленно так проваливались, во что-то зыбкое, рыхлое и неустойчивое. Тихо ругался Миша-ангел, но какими словами он там ругался, Егоше было не разобрать. Наконец они провалились окончательно и упали на какую-то твердую шершавую поверхность. Егоша упал, выставив вперед руки, но все равно больно ударил коленку.
— Опа! — сказал Миша-ангел. — Приехали! Бензин кончился.
— Какой бензин? — спросил Егоша. Коленка сильно болела.
— Дурака учить, что мертвого лечить, — огрызнулся Миша-ангел.
Они были в совершенно непонятном месте, скорее напоминающем тоннель.
—
— Ты столько всего знаешь, поговорки и вообще. словечки разные, — сказал Егоша, ковыляя следом.
— Подготовка. Учился хорошо.
— И на разных языках?
— А то как же. Конечно.
Тоннель выходил на большое поле, заваленное обломками механизмов и обрывками пленки, короче, на какую-то свалку. Миша-ангел уверенно продвигался вперед, Егоша за ним еле поспевал.
— У меня коленка болит, — взмолился Егоша.
— Ничего, дотопаешь! Я и так тебя сколько раз на себе таскал!
Но идти Егоше становилось все тяжелее и тяжелее. Наконец он вовсе остановился.
— Ладно, — сказал Миша-ангел. — Попробуем одолжиться.
Тут рядом взметнулось облако пыли, как будто пронесся небольшой смерч, и Егоша увидел неподалеку так неполюбившегося ему узкоглазого, волосы ежиком, заменявшего Мишу-ангела, когда того отправили в ссылку. Миша-ангел подошел к нему. До Егоши доносились только какие-то ворчливые интонации. Это продолжалось довольно долго. Наконец узкоглазый исчез, а Миша-ангел вернулся к Егоше.
— Жлобина! — сказал Миша-ангел. — Еле выпросил. — И взял Егошу за руку.
...Они стояли в прихожей огромного старинного особняка, наверх вела широкая лестница, крытая ковром, по бокам стояли вазы с цветами.
— Ну, топай! — сказал Миша-ангел и даже подтолкнул Егошу в спину. — Не трусь! Храброго пуля боится, храброго штык не берет!
— Ты действительно хорошо учился, — Егоша вздохнул и пошел к лестнице.
Он шел по лестнице, и лестница все время менялась, ковер сменили высокие мраморные ступени, по краям которых стояли статуи, а потом это уже была металлическая лестница, узкая и без перил. Наконец Егоша очутился перед высокой дверью.
— Номер? — раздался сухой голос.
— Три миллиарда первый, — сдавленно сказал Егоша.
Дверь отворилась внутрь. Перед Егошей стоял человек очень высокого роста, гораздо выше Миши-ангела, и смотрел на него сверху вниз чуть выпуклыми глазами, напоминающими глаза Миши-ангела. Он повернул и пошел вглубь, Егоша пошел за ним. Помещения, по которым они проходили, напомнили Егоше зал суда. Сначала они показались Егоше какими-то необъятными, грандиозными залами, а потом чем-то тесным и узким. В центре одного было небольшое углубление, не такое, как яма, в которой сидел несчастный Ив-Ив, но все-таки углубление, и когда человек знаком указал Егоше туда спуститься, Егоша испугался. Из центра углубления с пластелиновой мягкостью выступило сидение, и Егоша понял, что должен сесть. Он сел.
— Может, хочешь воды? — спросил Высокий.
— Да, пожалуйста, — сказал Егоша. — Воды.
Высокий протянул ему стакан с водой. Егоша выпил.
Тут появились еще люди. Они расселись вокруг на подобным же образом, как у Егоши, появившихся сидениях и теперь возвышались над Егошей и внимательно его рассматривали. Егоша был очень взволнован, настолько взволнован, что все расплывалось перед его глазами, он заметил только, что все они были ниже того, кто первым его встретил, но тоже довольно высокие. И лишь один почти такой, как Егоша, — с длинной бородой, в свитере и джинсах.