Ехал грека через реку
Шрифт:
— Ты с ума сошел? — она отпрянула, но так и не разжала обнимавших его рук, и это ее внезапное «ты» тряхнуло его, как дернутый стоп-кран в поезде, и Адам снова припал своим ртом к ее губам, и в этот раз Ася не стала уворачиваться.
Она была крайне решительной особой во всех своих поступках и в то же время и правда похожей на сахарную вату. Эта двойственность заставляла все его мысли разбегаться в самые разные стороны, и все, что оставалось сейчас самым важным в жизни — это то, что Асины пальцы цеплялись за его волосы, и она прижималась
Только текущее расплавленной лавой по горлу желание.
Никогда в жизни Адам не чувствовал другого человека так, как себя.
Ася целовалась так, как будто рассказывала очередную сказку, с искренним удовольствием и не скрывая этого. И безумное напряжение отпускало Адама, как всегда, когда он был рядом с этой женщиной, ему становилось хорошо и просто. Ее поцелуи были хорошими и простыми, и обниматься было так же естественно, как дышать. Ему хотелось целовать ее сразу повсюду, но он никак не мог оторваться от ее губ, мягких и сладких, и, наверное, он бы и не оторвался до самой смерти, так бы и прожил всю свою жизнь, если бы Ася, коротко выдохнув, не отодвинулась первой. Она опустила голову, уткнувшись лбом в его подбородок, и ее дыхание сбивалось.
Адам бездумно поцеловал ее в макушку, прижимая к себе и пытаясь успокоиться.
Стало страшновато.
Что теперь его ждет?
Как бы она ни была сердита, она же не оставит Еву одну?
На себя, как аргумент, Адам не возлагал больших надежд.
— Дурак, — снова сказала Ася и, оттолкнув его, пошла к выходу.
Адам смотрел, как она удаляется, и от это зрелища разрывалось сердце.
— Ась, — позвал он очень тихо, — не прячься от меня, пожалуйста.
Она остановилась, опустив голову и разглядывая свои разноцветные носки.
— Мы теперь на «ты»?
— Ты первая начала.
Она медленно кивнула, как будто принимая этот довод.
— Разве вам… тебе не хочется извиниться и сказать, что это было ошибкой и что это ничего не значит? — спросила она, не глядя на него.
— Нет, — господи, что у нее за отношения все время были, если она постоянно ждала подвохов и гадостей? Впрочем, он уже видел одного экземпляра. Так себе было зрелище. — Я не хочу извиняться, и это не было ошибкой. Ты нравишься мне. Ты мне сильно нравишься.
Она зашипела. Пчелиный рой внутри нее разворачивал свои боевые жала.
— Что это за разговоры такие! Для кого я целый вечер распиналась и цитировала классику? Что значит — нравлюсь? Я что, новая сковородка?
— Почему сковородка? — озадачился Адам.
Это форма гнева была ему знакома, и он знал, что в итоге все закончится пылесосом или шваброй, а не собранным чемоданом. Поняв, что избежал самого страшного, Адам немного успокоился.
Все обойдется.
Ему не оторвут, как богомолу, голову за
— Какая еще сковородка, — совсем рассердилась она и принялась наступать на него. — Не морочь мне голову! Сколько раз нужно говорить, что я не собираюсь ни с кем встречаться. Тем более с таким как ты!
— С каким? — Адам уже почти решил спасаться бегством, но остался на месте. Ему было интересно, что она сделает, когда закончит свое наступление.
— Молодой! Красивый! Богатый! Добрый! Ужас!
— Ладно, — Адам решил не оспаривать столь очевидные недостатки. Асин указательный палец пребольно уткнулся ему в грудь. — Рано или поздно я стану старым. И постараюсь обеднеть, если это так важно.
— Я не целуюсь с детьми! — рявкнула Ася, и Адам осторожно перехватил ее палец, пока он не проткнул в нем дырку. Легко поцеловал маленькую подушечку. — Ты… — она выдохлась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух, — Я действительно нравлюсь тебе? В самом деле? По настоящему?
Адам сглотнул. Любой ответ на этот вопрос расстроил бы ее, и он решил выбрать правду.
— Да. Очень.
— Забудь об этом, — зажужжал пчелиный рой. — Никакого нравличанья. Даже слова такого нет!
— Ася, пожалуйста…
Он и сам не знал, о чем ее просил. Дать ему шанс? Стать другим человеком? Обнулить весь жизненный опыт? Что он хотел, чтобы она сейчас сделала?
Он так давно привык никого ни о чем не просить, что и сам испугался силы своего отчаянья. Если бы Адам знал, что это поможет, он мог бы умолять Асю, как семилетний мальчишка в супермаркете уговаривает маму купить игрушку.
Сам он так никогда не делал, конечно. Адам даже родителей старался не беспокоить, но сейчас ему было очень надо.
Ася вырвала у него свой палец и приготовилась к новому нравоучению, но увидела выражение его лица и замолчала.
— У вас сейчас глаза, как у адской гончей, — произнесла она с опаской. — Они пылают красным огнем. Вы что, действительно робот? Провода перемкнуло?
— Ты знаешь, на ком меня перемкнуло.
— Ну с этим надо что-то делать, — деловито проговорила Ася, и пчелиный рой с недовольным ворчанием улегся на покой.
— Очень надо, — мольба все-таки выплеснулась из него, не в состоянии удержаться внутри. Ася была как ртуть, ежесекундно меняя форму и не теряя своей сути. Адам мог бы любоваться сменой выражений ее лица несколько столетий.
— Мы можем… — она взметнула на него выцветшие за лето ресницы, и лукавые огоньки в ее взгляде рассыпались мурашками по коже Адама, — иногда целоваться. И обниматься. Пока вас не разомкнет обратно.
Или пока не разнесет на молекулы от самоконтроля и целибата.
Однако, по меркам Аси это предложение было более чем щедрым. И ему было даже плевать, если оно было вызвано всего лишь жалостью или чем-то таким. Рано или поздно или Адам переубедит Асю, или Ася просто доконает Адама. Сейчас казалось, что между хэппи-эндом и драмой нет большой разницы.