Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти

Гэблдон Диана

– Правда?

Уильям практически не слушал, поглощенный надеждой достичь обитаемого места и поужинать, а также разглядыванием стройной шейки Рэйчел Хантер – в тех редких случаях, когда она ехала впереди. Он хотел обернуться и снова посмотреть на нее, но не мог – слишком мало времени прошло с прошлого раза, а это неприлично. Вот через несколько минут…

– …Гален и Эскулап. Считается – и уже давно, – что древние греки записали все известное о человеческом теле, и потому нет нужды сомневаться в их книгах и искать тайну там, где ее нет.

– Слышал

бы ты мнение моего дяди о древних книгах по войне! – проворчал Уильям. – Он целиком и полностью поддерживает Цезаря, который, как он говорит, был довольно хорошим генералом, а вот Геродот, по его мнению, никогда не видел сражения.

Хантер заинтересованно посмотрел на него.

– То же самое – разумеется, в иных терминах – Джон Хантер говорил об Авиценне! «Он никогда не видел uterus [14] беременной женщины». – От избытка чувств Денни ударил кулаком по луке седла, и его лошадь, испугавшись, дернула головой.

14

Матка (лат.).

Уильям потянулся и аккуратно взял поводья из рук Дензила, ослабив их натяжение.

Он обрадовался помехе, которая не дала Хантеру и дальше распространяться на тему uterus. Уильям не знал, что это такое, но раз оно имело отношение к беременной женщине, то, возможно, являлось частью женских половых органов, и мисс Хантер лучше не слышать разговоров на подобную тему.

– Ты сказал, что твое знакомство с доктором Джоном Хантером было обескураживающим. Почему? – сменил он тему и вернул поводья доктору.

– Видишь ли… мы, его студенты, познавали тайны человеческого тела… на человеческом теле.

Желудок Уильяма слабо дернулся.

– Ты имеешь в виду вскрытие?

– Да. – Хантер посмотрел на него с интересом. – Знаю, тема для обсуждения неприятная, но все же стоило увидеть, до чего замечательно Господь нас сотворил! Сложное устройство почек, удивительное внутреннее строение легких… Уильям, я просто не могу передать, каким откровением это стало!

– Кхм… понимаю, – сдержанно согласился Уильям. Теперь он мог вполне оправданно глянуть назад, что и сделал. Рэйчел сидела в седле прямо, расправив плечи. Она подставила лицо солнцу, ее соломенная шляпка сползла на спину, и Уильям улыбнулся. – Вы… э-э… где вы брали тела для вскрытия?

Доктор Хантер вздохнул.

– Приходилось нелегко. Брали тела бедняков, умерших по весьма прискорбным причинам. Частенько нам доставались тела казненных преступников. И, хотя мне нравилось, что после смерти они послужили доброму делу, их смерть меня расстраивала.

– Почему?

– Почему? – Хантер удивленно моргнул, но потом качнул головой, словно отгоняя мух. – Прости, я забыл, что ты не один из нас. Мы не одобряем насилие, друг Уильям, и уж тем более не убиваем.

– Даже

преступников? Убийц?

Дензил поджал губы.

– Нет. Пусть они сидят в тюрьме или трудятся на благо общества. Ведь если государство, в свою очередь, совершает убийство, то это чудовищное нарушение Божьих заветов, и грех ляжет на всех нас, понимаешь?

– Я понимаю, что государство несет ответственность за своих граждан, – раздраженно ответил Уильям. – Ты ждешь, что констебли и судьи будут следить за безопасностью твоего имущества, ведь так? И если государство несет ответственность, то оно обязано иметь возможность поддерживать порядок.

– Не спорю: посадите преступников в тюрьму, если нужно. Но государство не имеет права убивать людей в моих интересах!

– Разве? – сухо спросил Уильям. – Ты хоть что-нибудь знаешь о том, какими были некоторые из казненных преступников? Знаешь об их преступлениях?

– А ты? – выгнул бровь Хантер.

– Я – да. Начальник Ньюгейтской тюрьмы – еще один знакомый моего отца. Я не раз обедал с ним и слышал такие истории, от которых распрямились бы завитки твоего парика – если бы ты его носил.

Хантер мимолетно улыбнулся.

– Зови меня по имени, – сказал он. – Ты ведь знаешь, что мы не используем звания и титулы. Признаюсь, ты прав. Я слышал – и видел – и более чудовищные преступления, чем те, о которых ты мог слышать у своего отца за обедом. Однако справедливость в руках Бога. Учинить насилие – отнять чью-то жизнь – значит нарушить Божью волю и совершить тяжкий грех.

– А если на вас напали, вы не станете отбиваться? – требовательно спросил Уильям. – Не станете защищать себя? Свои семьи?

– Мы полагаемся на доброту и милосердие Господа. И если нас убьют, то мы умрем с твердой верой в обещанную Богом жизнь и воскрешение.

Помолчав, Уильям произнес:

– Или же вы полагаетесь на желание кого-то другого совершать насилие за вас.

Дензил глубоко вздохнул. Какое-то время они ехали в молчании, а последовавший затем разговор был о птицах.

* * *

Наутро пошел дождь. Не ливень с грозой, который проходит быстро, а нудный затяжной дождь, который, похоже, зарядил на весь день. Пережидать его под скалистым навесом, где они ночевали, было бессмысленно: ветер сдувал воду прямо в костер, и тот больше чадил, чем грел.

Кашляя, Уильям и Дензил нагрузили пожитками вьючного мула, а Рэйчел завернула в парусину охапку более-менее сухого хвороста. Если удастся найти укрытие на ночь, они хотя бы смогут развести огонь и приготовить ужин, даже если дождь к тому времени не прекратится.

Промокшие, путники медленно ехали на северо-восток. На перекрестке Дензил тревожно сверился с компасом.

– Что скажешь, друг Уильям? – Он снял очки и протер их полой пальто. – Ни одна из дорог не ведет именно туда, куда нам нужно, а друг Локет не упоминает об этом перекрестке в своих записях. Та дорога ведет на север, а та – на восток. По крайней мере, в данный момент.